— Тоците, тоците, цвякалы, на свои задницы натоците.
Ох уж эти новгородцы. С ними свяжись — не рад будешь.
Поздно вечером, выставив дозоры вдоль берега, Дмитрий Михайлович наказывал:
— Не спать! Бдеть! Кого застану спящим, утоплю.
Дозорные после ухода князя меж собой переговаривались:
— Глянь, гроза какая. Еще и ус не вырос, а туда же: «Утоплю».
— И утопит, чего ты думаешь.
— Митя-то?
— Ну, а то кто?
— Да он комара не обидит.
— А чего ж грозится?
— Для виду. Считай, дите еще, как тут не погрозиться. Да и с нашим братом инако нельзя, лепш таской, чем лаской.
Воротившись в шатер и отужинав поджаренной на костре дичиной, Дмитрий Михайлович сам стал готовить себе ложе.
— Давай я, князь,— вызвался кормилец Семен.
— Отстань, я сам.
Положив на землю потник, а в головах седло, как это делал когда-то его легендарный пращур князь Святослав, Дмитрий лег, даже не отстегнув меча. Укрылся своим корзном.
Пряча в бороде усмешку, Александр Маркович посоветовал:
— Снял бы бахтерец, Дмитрий Михайлович, железки ночью холодить будут.
— А ну налетят новгородцы? — возразил князь.— Я буду как дурак возиться с бахтерцом.
— Ну хошь меч отстегни. А то ить он тебе переворачиваться не даст.
Ничего не ответил Дмитрий Михайлович, но уже в темноте, когда погасили свечу, слышно было, как под корзном у него щелкнула застежка. Отстегнул. И поскольку догадывался, что оба пестуна слышали этот звук, молвил умиротворенно:
— Ничего. Все равно пусть рядом лежит. А ну налетят?
Однако никто не налетел. Новгородцы на той стороне тоже дрыхли без задних ног, лишь на берегу бодрствовали их дозорные, следили за противоположным берегом.
К рассвету, когда сильно захолодало, и те и другие спустились к самой воде, над которой курился реденький туман. По притихшей зеркальной воде даже легкий кашель за версту слышно было.
— Кака холера вас сюда принесла? — спросили с правого берега.
— А вас? — спросили с левого.
— Мы-то дома. А вы?
— А мы к вам в гости,— загыгыкали славяне.
— В гости с мечами не ходют.
— А вы так что, с медами явились?
— Мы свою землю оборонить.
— А кому она нужна, ваша земля. У нас своей по ноздри хватает.
Так переговаривались вполголоса дозорные через чуткую реку. Сначала вроде с подковырками, а потом и вполне дружелюбно:
— А почем у вас хлеб?
— По ногате.
— Что по ногате? Кадь? Воз?
— Калач.
— Ёш вашу под микитки! У нас впятеро дороже.
— Неужто?
— Ужто, брат, ужто. Инда за каравай и полугривну запрашивают.
— Да, недешев хлебушко, недешев.
— Вам че обижаться-то, у вас — дармовой.
— Ничего себе «дармовой». Ране-то за ногатку я мог пять калачей взять. А ныне?