— Ну, давай выпьем, князь Афанасий.
— За что, дядя Миша? — взял гость чарку.
— За встречу и твое недраное ухо.
— Я что-то не понимаю, при чем ухо?
— Да думал я тебя, Афоня, отодрать за ухо, как тогда Юрий. Помнишь? Но вижу, муж уж, не хотел тебя на людях ронять. Князь ведь.
— А-а,— засмеялся Афанасий.— Ну, за недраное так за недраное.
И выпил чарку залпом. Михаил чуть пригубил свою, поставил на стол.
— А ты что ж не пьешь, дядя Миша?
— Да не уважаю я хмельного. С отрочества не люблю.
— Зря. Оно сердце веселит.
— Ну, дай Бог, дай Бог, пусть тебя веселит.
В это время явился на входе Сысой и на вопросительный взгляд Михаила кивнул утвердительно: все, мол, готово.
— Ну что, князь Афанасий Данилович,— заговорил серьезно Михаил,— Покняжил в Новгороде, пора и честь знать. Чужой стол занимать грех, Афоня. Нехорошо.
— Но меня Юрий посадил, дядя Миша.
— Юрий посадил, я ссадил,— князь поднялся с седалища,— Сысой, проводи князя под караул к Федору.
— Но как же? Это ж нечестно, сам звал на переговоры... А сам...
— Афанасий, я не хочу крови. Отправляйся под стражу, а я поеду город принимать, он как-никак мой. Сысой, делай, что велено.
И Михаил Ярославич вышел. А князь Афанасий неожиданно заплакал.
— Это подло, это подло,— шептал он дрожащими губами, стукая кулаком по коленке.
— Афанасий Данилович, зачем уж так расстраиваться-то? — сказал Сысой почти сочувственно.— Вот вы с Юрием по-подлому сделали. Михаил Ярославич, однако, не срамит тебя. Идем, Афанасий Данилович, не трави сердце.
— Но я позову гридей,— вскочил Афанасий и крикнул: — Эй, ребята, ко мне!
— Нет уж твоих ребят, князь.
— Убили, изверги?
— Зачем? Повязали, попленили, как положено. Идем, Афанасий Данилович, не упрямься.
Прибыв в Орду, в сущности, под татарской стражей, князь Юрий получил в свое распоряжение войлочную кибитку, стоящую на толстых деревянных колесах, вросших в землю и увитых травой. Из этого явствовало, что кибитки давно не двигались с места. Подобных кибиток окрест было как кочек на болоте, несколько сот, если не больше. И меж ними дымили костры, на которых в котлах варилась немудреная пища степняков.
Это и была столица Золотой Орды, клещом присосавшаяся к русским княжествам, угнетавшая, унижавшая их и, по мере возможности, ссорившая, а иногда и мирившая, разумеется не бескорыстно.
Алчедай разрешил князю Юрию взять с собой помимо наложницы двух слуг — Романца с Иваном. Именно это обстоятельство настораживало князя: «Неужто и впрямь на смерть везут? Ну разрешили б с дюжину хотя бы, а то всего двух. Не иначе, чтоб могилу выкопать и схоронить».