— Жена должна быть рядом с мужем,— решительно заявила княгиня и добавила уже не столько твердо: — Если она любимая жена.
— Да, да, Агашенька,— обнял Юрий ее за талию,— ты у меня любимая. Но ведь в таком наряде в поход не пойдешь.
— Я все это сниму и опять надену свое — шалвары, кожух и шапку. Мы будем рядом.
И как ни отговаривал ее Юрий Данилович, припугивая опасностями, она решительно стояла на своем: «Я еду с тобой».
И действительно, в день отъезда княгиня сидела уже на коне в своем татарском одеянии, наилучшим образом приспособленном к верховой езде. Сидела крепко, как влитая. Из оружия она взяла с собой лишь лук со стрелами и нож с костяной ручкой, который болтался у нее на поясе в кожаных ножнах и предназначался, конечно, не для боя, а для резки мяса на привале.
Вся дворня высыпала на двор провожать князя с княгиней в поход, и многие дивились воинственному виду госпожи своей:
— Ты гля, наша-то, наша...
— Да она полепш иного мужика сидит.
— Ведомо, из поганых, а их из люльки на коня садють.
— Ну и че она навоюет?
— Не скажи. Зря, че ли, лук захватила.
В самый последний момент выскочила из своей клети Стюрка с плетенкой, кинулась к княгине.
— Княгинюшка-матушка, возьми пирожка с собой. Я с визигой наготовила.
— Куда ж мне их, Стюра?
— А вот заторочим сзади.
И сама девка привязала к задней луке плетенку с пирогами.
— Вкушайте на здоровьичко!
Княгиня кивнула пирожнице благодарно и тронула коня вслед за мужем, который съезжал со двора в окружении гридей.
Тучи сгущались над Тверью. И подсылы, и добровольные соглятаи сообщали Михаилу Ярославичу тревожные вести. Из Новгорода двигался полк славян, нацеливаясь на Торжок. Сам Юрий Данилович, зайдя к Костроме (опять к Костроме), идет по Суздалыцине, увлекая за собой других князей, кого посулами, а кого и угрозой.
— Это что ж получается,— хмурился князь,— на меня вся Русь ополчается?
Александр Маркович как мог ободрял Михаила:
— На Руси, Ярославич, испокон всех собак на великого князя вешали. Если хорошо поискать, то можно себе и союзников найти.
— Ну кто, например?
— А хотя бы рязанский князь Иван Ярославич. Он Юрия ненавидит.
— Да, ему убийцу дяди любить не за что.
— Вот и пошли к нему гонца с предложением союза.
— А кого?
— Могу и я тряхнуть стариной.
— Езжай, Александр Маркович, договорись.
Союзники союзниками, но все же лучше надеяться на самого себя. Тогда, сразу же по возвращении из-под Костромы, Михаил Ярославич велел всем древодельцам и строителям укреплять кремль, обустраивать вежи, ладить пороки, сносить на заборола камни — все это на случай возможной осады.