— Куда ж я пойду с Константином?
— Возьми с собой всю казну, купите кибитку. Если меня осудят, то наверняка все, что у меня есть, отдадут на разграбление. Хоть что-то вы спасете. Потом сможешь добраться до Твери с Константином. Если эти звери вдруг захотят и крови сына, пусть бежит к ханше. Она спасет его. Он ей понравится, я знаю.
— Хорошо, Ярославич. Будь по-твоему. Я Константина не дам в обиду. Кого ж ты с собой оставишь?
— Духовника Марка и Аксайку.
— Татарчонка?
— Да-да, его. Он мне преданней пса, ты же знаешь. Если что-то понадобится мне передать, через него и передашь.
Утром, когда князь с духовником молились, явились татары с колодками и цепью. Всех разогнали, даже Марку велели удалиться. Аксайке, признав в нем татарина, разрешили остаться. И он, как мог, старался облегчить князю его нелегкое положение. Все время поддерживал колодку, хомутом охватившую шею Михаила, и украдкой шептал ему:
— Прости меня, князь. Прости.
— За что, Аксайка?
— За то, что творят над тобой татары — мои родичи.
— Ты мой родич, сынок, не переживай. Это мне от Бога наказание за мое высокоумие.
На этот раз князь Михаил предстал перед судилищем забитым в колодки и с цепью на руках и ногах. Но именно в этом жалком и позорном виде он стал обличать своих мучителей. И первым досталось Юрию Даниловичу, начавшему было по сговору с Кавгадыем обвинять подсудимого:
—...Ты, брат мой Юрий, попрал мою дружбу и приязнь с отцом твоим Данилой Александровичем, Царствие ему Небесное, заповедовавшего нам любить друг друга. Ты переступил через отчие заповеди, чрез законы и обычаи пращуров наших, желая владения чрез головы старейших братьев своих. Как сказано у Матфея, ты узрел в моем глазу сучок, но в своем не видишь бревна. Ты, ввергая в позор и унижение пред погаными старшего брата своего, единоверца, думаешь ли, что творишь? Неужли ты надеешься, что Всевышний попустит тебе сей грех величайший, творимый твоим ослеплением? Прозри, Юрий Данилович, и виждь свое падение. Ты губишь свою душу, слепец, обрекая ее на вечные муки и страданья.
А на обвинения Кавгадыя князь Михаил наконец сказал то, что думал о нем в эти дни:
—...Ты, лукавый сребролюбец, для чего был послан на Русь ханом? Забыл? Как ты исполнил волю царя? Не ты ли умолял меня не выдавать тебя перед ним за твое ослушание? Не ты ль был осыпан подарками от меня вместе со свитой твоей и клялся мне в вечной дружбе? Какова твоя клятва, такова и душа твоя поганая, черная. И не думай, что минет тебя кара небесная...
15 С. П. Москяш Чолхан много раз пытался прервать подсудимого, но сегодня тот как бы и не замечал его присутствия, доводя этим судей до бешенства.