Надо было уводить разговор от татар, потому как Давыд наверняка знал, кто привел Орду на Русь.
— А как у Жеребца дела?
— А что ему сделается? Жеребец есть Жеребец, на Торге три лавки имеет, хлеб с Низу наладился возить, Новгороду перепродает.
— Не обеднел, значит?
— Что ты! Он из ногаты гривну делает.
— Ну и слава Богу.
— А что, у тебя за ним должок, никак? — догадался Давыд.
— Да, есть маленько.
— Возьмешь вдвое, за годы-то резы>1, чай, добрые наросли.
— Бог с ними, с резами, свое б вернуть.
— Нет, Сема, ты меня прости, надо по обычаю все, по закону. Хошь, я с тобой пойду?
— Не надо, Давыд, я сам схожу, може, все по-доброму сделается. Зачем раньше времени шум подымать.
— Оно верно. И Жеребцу шум-то ни к чему. Если не дурак, воротит тихо-мирно.
Погоня за боярином Семеном Толниевичем прибыла к Волге через два дня после него. Сопровождали Антония с Феофаном семь гридей, вооруженных до зубов. Отпуская их с боярами, князь Дмитрий поставил им задачу простую и ясную: «Чтоб ни един волос с их голов не пал». Уж куда ясней.
Слава Богу, до Волги добрались без происшествий. Однако у реки Антоний сказал старшему охраны:
— Вот что, оставайтесь здесь. Отдыхайте, рыбачьте, а мы вдвоем в Кострому переправимся.
— А если кто на вас нападет? — сказал старшина.— Тогда князь с нас головы сымет.
— Кто ж в городе нападет? Збродни-то по лесам шатаются.
— Всяко бывает.
— Ничего, ничего. На худой конец засапожники у нас есть. И в городе дел немного, быстро спроворим и воротимся.
— За сколько?
'Резы — проценты.
— Може, за день управимся, а може, и за два. Ваше дело ждать нас.
— Что ж, пождем. Токо вы привезите нам хотя бы по калачу свежему, а то всю дорогу сухари, сухари.
— Хорошо, привезем,— пообещал Антоний, не вполне уверенный, что будет время исполнить просьбу дружинников. Но успокоить-то надо, чего доброго, увяжется, скажет, мол, за калачами.
Антоний с Феофаном пошли по берегу искать себе перевозчика, который вскоре сыскался в виде седого скрюченного старика с древней, как он сам, долбленкой.
— Старик, перевезешь нас? — спросил Антоний.
— Перевезу, сынок, токо за плату.
— Сколько?
— Две ногаты.
— Что так дорого?
— Так ить вас двое, с каждого выходит по ногате.
— Этак ты двадцать человек в день перевезешь — и гривна выйдет.
— Вышла б, если б перевозил. А то бывает, в день ни одного человека, а я ведь, сынок, с перевоза кормлюсь.
Антоний с Феофаном влезли в лодку. Она опасно осела, едва не до краев.
— Ох, дед, утопишь ты нас, с кого плату возьмешь? — пошутил Феофан.
— Не боись, сынок, главное, не ворухайтесь — она и не зачерпнет. А зачерпнет — молитесь.