Невод подтянули к берегу, выволокли на сушу. В мокрой мотне>22 шевелилось, трепетало живое серебро улова.
— Кажись, хорошо взяли,— сказал старший рыбак, начиная перебирать сеть и вытряхивая рыбу на траву,— Сенька, Степша, складайте в корзину.
Сысой, отобрав рыбку покрупнее, достал засапожник и стал чистить на уху. Котел, висевший над огнем, уже закипал, и пора было сбрасывать рыбу.
Александр Маркович, сидя на земле, рассказывал княжичу о рыбах, которая из них вкуснее в ухе, которая в жарке или вяленье.
Начистив ворох рыбы, Сысой позвал Степшу, и вместе они свалили ее в котел, в кипящую воду.
Сысой направился к берегу, влез в зачаленную лодейку и, свесившись через борт, обмыл нож, сунул его за голенище. Стал мыть руки и вдруг заорал благим матом. Все невольно оборотились к нему и увидели, как от воды мчался, крича, Сысой, а на левой руке его болталась большая щука.
— Ай-ай-ай-ай-ай! — вопил Сысой.— Скорее, скорее скиньте ее!
Щука ухватила Сысоя за ладонь и, судя по всему, уже не могла или не хотела разомкнуть пасть.
Степша дернул было щуку за скользкий хвост, но от этого Сысой вскричал и того тошнее:
— Что ты делаешь, гад?! Отцепляй ее.
Однако «отцепить» такое страшилище было не так просто, да и боязно. Нашелся старый рыбак, в несколько взмахов он отрубил щуке голову и лишь после этого стал освобождать руку бедного Сысоя.
— Крепко она тебя. Намотай на длань паутины со слюной.
— А где я паутины возьму? — ныл Сысой, морщась от боли.— Слюна-то есть, а паутина?
— Давай добежим до вески,— предложил княжич.— Там где-нито найдется.
Они вскочили в седла, помчались к веске, состоявшей, в сущности, из одного двора да нескольких пожарищ.
На дворе никого не было. Вошли в низенькую избу — и там никого.
— Эй, есть кто? — спросил Михаил.
В темном углу что-то вроде шевельнулось. Княжич подошел и увидел иссохшего старика.
— Дедушка, а где хозяева?
— Хоронятся оне,— негромко отвечал старик.
-Где?
— Вестимо, в лесу, сынок.
— От кого хоронятся-то?
— Вестимо, от татар.
— Но татар же нет.
— А топот-то копыт... Поди угадай: али татары, али свои скачут. Услыхали: вы едете, да и убегли. А я уж на ноги непригоден.
— А когда воротятся?
— Как я позову.
— А как же ты позовешь, дедушка, коли ходить не можешь?
— А у меня гонец есть,— отвечал старик и позвал негромко: — Свиля, вылазь, тут свои.
И вдруг в избе появился пес. Откуда? Михаил с Сысоем не могли понять, то ли из-под печки, то ли из-под ложа стариковского, то ли через дверь открытую влетел. Дружелюбно виляя хвостом и телом, приблизился, сел у ложа, смотрел на деда с ожиданием.