Любовь как преступление. Книга 1 (Углицкая) - страница 25

— Как больно! Жжет!

Дазган несколько секунд молча удерживал мою руку перед своим лицом — похоже, что это сияние его ничуть не беспокоило — а потом вдруг коснулся губами тыльной стороны моей ладони. Я хотела возмутиться и даже открыла глаза, но он, по прежнему удерживая меня одной рукой, второй достал из недр плаща черный платок и, все так же не говоря ни слова, ловко намотал его на мое запястье.

— Значит, я не слишком ошибся, — странным голосом проговорил он и отпустил меня.

Я тут же забилась в самый дальний угол кареты и спрятала плащущую девочку за своей спиной.

— Не снимайте повязку, пока вас не избавят от амулета, если не хотите, чтобы кто-нибудь из ваших подруг пострадал.

Я почувствовала целую сотню эмоций, которые бурлили во мне, требуя выхода. Большей части из них я даже не знала названия. Я была как слепой, который неожиданно прозрел и и не может понять ЧТО он видит. Это был одновременно и страх, и восторг, и недоумение — целый букет невообразимых красок, о которых я знала лишь по наслышке.

— Что… что со мной? — хрипло выдавила я из себя.

— Как, вы говорите, зовут ваших родителей? — он подался в мою сторону, не спуская цепкого взгляда с моего лица.

Я не знала, что говорить. Назвать чету Димантис? Но ведь сияние амулета явно связано не с ними, а с настоящими родителями, о которых я ничего не знаю.

— Меня воспитали в семье Димантис, — наконец неуверенно произнесла я, — но они не настоящие родители. О настоящих я ничего не знаю.

Он опять снял перчатку и потянулся к моему лицу. Я отпрянула, придавив Рини. Девочка захныкала, дазган сжал свою сияющую кисть в кулак и с видимым усилием убрал под плащ. Мне показалось, что его пальцы дрожали.

— Вы знаете, что вы не санхейо? — чужим голосом произнес он. — И никогда ею не были.

Я молча кивнула.

— Как давно вам это известно?

— Моя мать… — я запнулась, — моя приемная мать сказала мне об этом сегодня.

Он как-то неопределенно хмыкнул.

— Полагаю, именно потому вы здесь вместо эйрины Димантис.

Я вновь ощутила внутри себя волну негодования и обиды. Дазган откинул плащ и вернул перчатку на место.

— Ни о чем не беспокойтесь, — сказал он. — Сейчас вы пройдете на мой корабль и полностью позабочусь о вас… — он покосился в сторону Рини, — и вашей подруге.

Только теперь я заметила, что карета стоит.


Выбравшись из кареты, я на мгновение задохнулась от красоты открывшегося вида. Передо мной, на сколько хватало глаз, расстилалось безбрежное море. Стоявшее в зените солнце пронизывало его лучами до самого дна, от чего по водной поверхности скользили яркие блики, а у пирса на приколе стояли величественные фрегаты с приспущенными парусами.