- Слушай, ты, - обратился он к морщившемуся от боли Шурику. - А у тебя слух есть? Петь короче, умеешь?
- Петь не пою, но на баяне и аккордеоне играю. А что?
- А давай, сыграем на твоем теле. Я тебя буду ножом колоть, а ты будешь вопить складно. Если получится бельканто - отпущу.
- Давай, коли, - неожиданно спокойно ответил Шурик. - Только имей в виду, что к половине восьмого приедет Мария Ивановна и с ней Паша Центнер, ейный полюбовник. Мое бельканто они непременно узнают, и тебе тогда настанет полный и безоговорочный ежик в тумане.
- А какое у тебя предложение?
- Угробить Пашу Центнера. Тогда и тебе, и мне спокойней будет. Ты, фашист и гестаповец, еще над ним поиздеваться сможешь. А над истинным грешником издеваться приятно, это, можно сказать богоугодное дело. Это совсем не то, что надо мной, шестеркой, издеваться.
В квартире наверху заходили.
- Сейчас закричу, - предупредил Шурик.
Смирнов заклеил ему рот липкой лентой, и, устроившись в кресле, задумался. Убивать пленника и по частям выбрасывать его в унитаз ему не хотелось. Об этом противно было даже подумать.
Расчленять в ванной труп.
Мазаться в крови.
Рубить кости на кафельном полу.
Покупать для этого топор, как показывали в позавчерашних криминальных новостях.
Нет, эта симфония не для него. И злости почему-то нет... Любимую женщину изнасиловали, а злости нет. И все из-за этого дурацкого чувства, что этот негодяй-насильник, Юлия и он, Смирнов, являются винтиками одного механизма... Может ли один винтик ненавидеть другой? Нет, не может. Они трутся, и что-то движется. Или крутится на месте.
Значит, придется отпускать этого Шурика.
Но отстанет ли он после этого?
Что он делал в доме сегодня? Знал ведь, что Мария Ивановна в половине восьмого приедет и приедет не одна.
Значит, меня дожидался? Зачем?
Если бы хотел пырнуть, не вывалился бы на меня как зеленый фраер.
Значит, хотел что-то сказать? Что-то предложить?
Что?
Только то, что сказал и предложил.
Хотел предложить избавиться от Паши Центнера. Избавиться от человека, который поклялся унизить, а потом и уничтожить Юлию.
Надо его развязывать...
7. Паша Центнер на кону.
Спустя пятнадцать минут на журнальном столике лежал основательно измятый тюбик тетрациклиновой мази. Шурик, задумчиво его покручивая, сидел на диване. Время от времени он брал тюбик в руки и внимательно рассматривал надписи.
Евгений Александрович смотрел на него, как на приведение. "Позавчера насиловал Юльку, только что стоял на карачках с паяльником в заднице, потом в ванной смазывал ее тетрациклином, - думал он, - а сейчас сидит и соображает, с чего начать со мной разговор - с футбола, последней книги Александры Марининой или соленого анекдота".