на предметы, население планеты – на нации, литературу – на жанры. Но правда
заключается в том, что границы всегда размыты. Например, если кто-то силен в
математике, это часто означает, что он хорош и в физике. Так, депрессия тоже часто
приходит не одна. Ее спутниками нередко становятся тревожность, фобии, щепотка
обсессивно-компульсивного расстройства. (Моей проблемой было компульсивное
глотание.)
Также на протяжении некоторого времени у меня присутствовали агорафобия
(боязнь открытого пространства) и сепарационная тревога.
Моим мерилом прогресса было расстояние, которое я могу пройти самостоятельно.
Когда я был вне дома без сопровождения Андреа или одного из родителей, я не мог
справиться. Тем не менее я предпочитал не избегать таких ситуаций, а, наоборот,
погружаться в них.
Думаю, это мне помогло, хотя было тяжело постоянно сталкиваться со страхом.
Моим мерилом прогресса было расстояние, которое я могу пройти самостоятельно.
Когда я набирался смелости, то говорил что-то невероятно героическое вроде: «Я
иду в магазин за молоком. И мармитом[14]».
Тогда Андреа бросала на меня удивленный взгляд и спрашивала: «Один?»
На это я отвечал: «Да, один. Все будет в порядке».
Шел 1999 год. У многих еще не было мобильных телефонов, поэтому слово «один»
воспринималось буквально. Я быстро набрасывал пальто, хватал несколько купюр и
выбегал из дома максимально быстро, стараясь опередить панику.
К тому моменту, как я доходил до конца Веллингтон-роуд, улицы моих родителей,
темнота уже успевала настигнуть меня. Когда я поворачивал на Слифорд-роуд, она
уже шептала мне в ухо что-то про террасы из красного кирпича и тонкие занавески.
Я чувствовал себя настолько незащищенным, словно покидал земную орбиту на
космическом корабле. Это была не просто прогулка до магазина, а настоящий
«Аполлон-13».
«Все хорошо», – шепотом успокаивал я себя.
Прохожие игнорировали меня, хмурились или, что еще хуже, улыбались мне, и тогда
приходилось улыбаться им в ответ, из-за чего моя голова незамедлительно меня
наказывала.
Самое странное в депрессии и тревожности то, что они внушают сильный страх
перед счастьем, даже если человек сознательно желает его больше всего на свете.
Если вы будете пойманы на улыбке, даже неискренней, то вы сразу же почувствуете
на себе десятитонный груз вины.
Чувство пребывания в одиночестве вне дома было таким же неестественным, как
крыша без стен. Впереди я видел магазин. Буквы «Londis» еще выглядели
маленькими и далекими. Мне предстоял долгий путь, полный печали и страха.
– Я не смогу это сделать.
– Я не смогу дойти до магазина. Один. И найти молоко. И мармит.