— Знаешь, ты просто невероятная!
— Нет, — качает головой Фейт. — Я просто девушка, которая боролась изо всех сил за свое имя.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я поменяла имя на Фейт Хепберн. Предвосхищая твой вопрос, скажу, что это в честь Одри и Кэтрин, потому что они обе были замечательными женщинами. К тому же, это красивое имя.
— Твоя правда, — соглашаюсь я. — Ты веришь в Бога? Поэтому взяла себе имя Фейт — вера?
— Нет.
— Тогда во что ты веришь?
Она смотрит на меня сияющими, но слегка уставшими глазами и отвечает:
— В жизнь.
Я киваю. Ну конечно. Для нее самое главное — это жить и набираться опыта.
— А что насчет тебя, Шеймус? Во что веришь ты? — Не успеваю я ответить, как Фейт быстро добавляет. — Ты не можешь сказать, что в детей. Это и так очевидно.
Черт, именно это я и собирался сказать. Единственный другой ответ, который приходит на ум слишком унылый, чтобы облачать его в слова.
— Ну? — подталкивает она меня.
— Я не знаю, — обманываю я, не желая продолжать этот разговор.
— Ты знаешь. Я вижу это по твоему лицу и по тому, как ты ссутулился. Я вижу это по тому, как ты опустил взгляд.
Я поворачиваю голову и смотрю на нее, а потом вздыхаю и откидываюсь на диванную подушку.
— Я верю в конец; в конец своему здоровью, конец своего здравого ума и конец своего счастья. Миранда сделает все, чтобы добиться этого. Она собирается лишить меня всего. Я ненавижу ее, Фейт. Я по-настоящему ненавижу эту женщину. — Фейт прищуривается, как будто пытается понять, что происходит, и я отвечаю на ее вопрос. — Через две недели состоится суд, на котором она будет бороться за то, чтобы получить полную опеку над детьми.
— Что? Она не может забрать у тебя детей.
— Это на усмотрение суда. Но это несправедливо. Какие-то незнакомцы будут решать будущее мое и моих детей. А все потому, что Миранда хочет мести и хочет показать свою власть и богатство. Я уже говорил, как сильно ненавижу ее? — Последнее предложение — это смесь злобы и сарказма, потому что иначе я бы расплакался. Или закричал. Или кулаком проделал дыру в стене. Сейчас я на грани того, чтобы совершить любое из вышеупомянутых действий.
— Ты должен бороться. Изо всех сил, — говорит Фейт с решимостью, которую мне хотелось бы чувствовать в своем сердце. С решимостью, которая не оставляет места сомнению.
Но у меня его слишком много. Сомнение — это внебрачный ребенок страха. Я ненавижу страх. Поэтому в моем сердце сомнение идет бок о бок с решимостью. Оно не перевешивает его. Они сосуществуют.
Я согласно киваю.
— Я не могу потерять их, Фейт. — Мой голос полон грусти и неверия в свои силы.