— А меня можешь называть дядей Максимом. Или по имени-отчеству обращайся — Максим Викторович. Я не обижусь.
Хотя я и назвал его сынком, но в таком качестве он мне явно не годился. А вот его дядей я, пожалуй, уже вполне мог бы быть.
— Я боец ММА, даже в Америке дрался! Три боя там выиграл. В Москве много раз выступал. Про Дагестан уже и не говорю. Здесь и в Чечне меня каждый мальчишка знает!
— А в СИЗО тебя что привело? Прямиком из Америки, что ли? Выслали тебя оттуда?
Исрафил самодовольно улыбнулся и заявил:
— Я мента убил. И врезал-то ему только один раз, а у него башка слабой оказалась. Сразу черепушка раскололась. Руку только себе повредил. До сих пор болит.
— Давно случилось? — спросил я.
— Уже четыре дня прошло.
— Руку покажи.
— Ты врач, что ли?
— Нет. Но неплохой специалист по таким травмам. Самоучка, можно сказать.
Исрафил протянул мне левую руку. Он не врал. Кисть была основательно распухшей. Я прощупал ее пальцами и понял, что травма получена вследствие сильного удара, нанесенного этой рукой.
— Пустяк. Даже вмешательства врача не требуется, — заявил я. — Ты выбил верхний синовиальный сустав пястной кости. Недели через две все встанет на свое место. Думать забудешь о том, что болело. До суда все заживет.
— А говоришь, что не врач. Я таких названий и не слышал, хотя с самого детства дерусь. Руки себе постоянно уродую.
Тут этот парень опять говорил правду. Несколько переломов были хорошо видны. Но это говорило вовсе не о том, что он хорошо дерется. Я понял, что удар у него поставлен неправильно. Кисть этот боец держать не умеет.
Исрафил убрал руку и заявил:
— Я же сказал, постель мне постели! — Голос его опять стал наглым и требовательным, каким-то вызывающим, даже капризным.
Я мог бы понять такое заявление, если бы у него рука была сломана. А с выбитым суставом он и сам с постелью справится. Я сразу сообщил ему об этом.
Парень возмутился и выдал:
— Ты что, не понимаешь, с кем дело имеешь? Я — Исрафил Камалов! Я же тебя сейчас просто урою здесь же, в камере. И никто тебе не поможет. Я уже сказал тебе, что сюда попал, потому что человека кулаком убил. Меня даже охрана боится! Кричать будешь, они к тебе не прибегут, потому что я и им накатить могу. Если я разойдусь, меня уже ничто и никто не остановит.
— А я помощи и не попрошу. Попробуй урыть, если сможешь. Только и сам потом охрану не зови. А то придется мне еще и вертухаев вместе с тобой бить. Давай, сынок!
В первый раз, когда я назвал парня сынком, он отнес это к тому, что я его не узнал. Теперь же он просто оскорбился. Именно этого я по большому счету и добивался.