Я примерила перед зеркалом двойную нить жемчуга, потрогала пальцами глянцевитые гладкие бусины и застежку кораллового цвета. Жемчуг был не белым, а теплого светло-бежевого оттенка, с узелками между бусинами, чтобы, если порвется, потерять только одну. Хотелось, чтобы и в моей жизни были такие же узелки — и все не развалилось бы, даже если порвется.
— Ужин в восемь? Градиозно! — обратилась я к своему отражению, как Кэтрин Хепберн, накручивая жемчужную нить на пальцы.
На бюро у Клэр, рядом с семейной фотографией, стоял мой снимок в рамочке из монетного серебра. Еще никто не вставлял мои фото в рамки и не ставил себе на стол. Я подышала на стекло и вытерла краем футболки. Она сделала этот снимок пару недель назад на пляже. Я щурилась в объектив, над чем-то смеялась. Волосы бледнее песка. Клэр не вставила в рамку свой собственный снимок: Человек-невидимка в длинном парео, солнцезащитных очках и китайской шляпе. Раздевалась она, только когда шла в воду. Плавать не любила, заходила чуть выше коленей.
— Знаю, это смешно, но мне все время кажется, что меня засосет в море.
Не единственный ее страх…
Она боялась пауков, супермаркетов и не сидела спиной к двери. «Плохая ци». Ненавидела фиолетовый цвет, числа четыре и восемь. Не переносила толпы и шумную соседку миссис Кромак. А я-то еще считала себя трусихой — Клэр дала бы мне сто очков форы! Она подшучивала над своими страхами, но то были шутки, когда человек думает, что смешно, и ты притворяешься, что тоже так думаешь, а внутри тебе не до смеха. «Все актеры суеверны», — говорила она.
Она проверила мое имя с помощью нумерологии. 50, то же, что 32. Я обладала силой властвовать над людскими массами. У нее — 36, то же, что 27, жезл, число мужества и силы. А до брака — 22, или 4, очень неудачное.
— Так что Рон спас мне жизнь, — нервно засмеялась она.
Я не представляла, что значит властвовать над людскими массами, и совсем к этому не стремилась, но если ей нравится так думать, то и ладно. Я помогала увеличивать хорошую ци. Однажды мы купили квадратные зеркала и залезли на крышу, чтобы закрепить их на черепицу со стороны дома миссис Кромак. Серьезно. «Чтобы плохая ци старой кошелки отражалась обратно».
Над парадной дорожкой перед домом были устроены шпалеры с розами, и Клэр не нравились люди, которые не желали под ними проходить. «Только добродетель и любовь могут пройти под аркой из роз!» Она не любила, когда в доме появлялись с черного хода, не разрешала мне носить черное. Первый раз, когда я что-то такое надела, она заявила: «Черный — цвет Сатурна, детям неблагоприятно».