— Это твоя работа, — повторила она безжизненным голосом, который я терпеть не могла.
Он вытянул вперед гладкий и чистый указательный палец:
— Не начинай!
Хотелось, чтобы она укусила этот палец, сломала! Клэр, однако, молча допила остатки, аккуратно поставила стакан и свернулась под мохеровым пледом. Она все время мерзла.
— Она ездила с тобой? Блондинка твоя, телка. Как там ее? Синди, Кимми…
— Ах вот ты о чем… — Он отвернулся, стал подбирать грязные салфетки, пустые стаканы, кухонное полотенце, миску.
Я не помогала. Сидела на диване с Клэр, мечтая, чтобы он оставил нас в покое.
— Господи, я устал от твоей паранойи! Надо на самом деле кого-нибудь завести, чтобы была почва для ревности. Тогда, по крайней мере, кроме всего этого дерьма, получу и удовольствие!
Клэр смотрела на него из-под тяжелых, красных от слез век.
— А вот она тебя не смущает! С ней тебе путаться не стыдно!
Он наклонился за ее пустым стаканом:
— Опять двадцать пять…
Не успела я моргнуть глазом, как Клэр вскочила и отвесила ему оплеуху. Я порадовалась: давно пора! Но вместо того чтобы все ему высказать, она рухнула на диван, бессильно уронила руки на колени и зарыдала, икая. Вся энергия ушла на пощечину. Она вызывала у меня и жалость, и отвращение.
— Оставь нас, — попросил Рон.
Я посмотрела на Клэр, хочет ли она, чтобы я присутствовала в качестве свидетеля. Она рыдала, закрыв лицо руками.
— Пожалуйста! — повторил он настойчивее.
Я пошла к себе и, когда они заговорили, тихонько приоткрыла дверь.
— Ты обещала! Если возьмем ребенка…
— Я ничего не могу поделать…
— Мы так не договаривались. Значит, ей нужно уйти.
Я навострила уши. Почему она молчит? Рон загородил ее спиной. Я представила пьяное, опухшее лицо в пятнах. Что в ее глазах? Ненависть? Мольба? Замешательство? Ждала, что она встанет на мою защиту. Тишина…
— Не получилось, — продолжал он.
Меня поразило даже не то, что он хочет отослать меня обратно, как щенка, которого взяли из приюта, а теперь он роет двор и портит ковры, — поразил его рассудительный тон, участливый и отстраненный, как у врача. Голос говорил, что поступить так разумнее всего. Не получилось.
— Может, это у тебя не получилось? — Она потянулась за хересом.
Он ударил ее по руке, бутылка покатилась по сосновому полу.
— Терпеть не могу твои позы! Кто ты теперь, оскорбленная хранительница очага? Господи, она за тобой ухаживает! Предполагалось наоборот!
Ложь, именно так и предполагалось. Он взял меня, чтобы я о ней заботилась, приглядывала, составляла ей компанию, когда он в отъезде. Почему она это не скажет? Не умеет давать отпор.