— Мы пришли узнать, может, вам что-нибудь нужно, — продолжала Ханна.
— Мы знакомы с вашей мамой, — добавила более глубоким спокойным голосом Джули. — Навещаем ее.
Ее новые дети. Незапятнанные, как снежинки, яркие и свежие, ничего не помнящие. Я провела в приемных семьях почти шесть лет, голодала, плакала, побиралась. Мое тело стало полем сражения, душа покрылась шрамами и воронками, как осажденный город, и теперь меня заменили на что-то непокалеченное и невредимое?
— Мы из Помоны, учимся в Питцеровском колледже. Узнали о ней на феминологии. Навещаем каждую неделю. Она потрясающая! Каждый раз просто ум за разум заходит!
Зачем мать прислала этих студенток? Хотела смолоть меня в муку и испечь горький хлеб? Наказать за нежелание все забыть?
— Что ей от меня надо?
— О нет, она нас не посылала! — объяснила Ханна. — Мы сами. Мы сказали ей, что вышлем вам интервью. — Она показала журнал, который до этого держала свернутым трубочкой, и густо покраснела.
В каком-то смысле я даже позавидовала — я краснеть давно разучилась. Чувствовала себя старой и корявой, неузнаваемой, как ботинок, побывавший в зубах у собаки.
— А потом подумали, что раз мы теперь знаем ваш адрес, то можно… — Она беспомощно улыбнулась.
— Подумали, что поедем и посмотрим, вдруг надо чем-то помочь, — добавила Джули.
Они меня боялись. Думали, что дочь моей матери должна быть другой, больше похожей на них, мягкой и открытой. Мать их, значит, не пугает, а я — да…
— Интервью? — Я протянула руку за журналом.
Ханна распрямила его на цветастом колене. С обложки смотрело лицо матери за проволочной сеткой. В камере, с телефонной трубкой в руке. Наверно, что-то натворила — обычно свидания проходят за столами во дворе. Она была красивой, улыбалась совершенно здоровыми зубами — единственная пожизненница во Фронтере с хорошими зубами, — но глаза выдавали усталость. «Современная литература».
Я присела рядом с Джули на треснутые доски крыльца. Ханна опустилась на ступеньку ниже, ее платье взметнулось, как на Айседоре Дункан. Я полистала журнал. Жесты матери: ладонь у лба, локоть на подоконнике, голова прислонена к окну, глаза опущены. «Мы больше своей биографии».
— О чем вы с ней говорите?
— О поэзии, — пожала плечами Ханна, — книгах, музыке… обо всем. Иногда она комментирует новости. Мелочь, которую даже не заметишь, вдруг выворачивает в совершенно неожиданную сторону. Просто невероятно!
Трансформация мира.
— Она говорит о вас, — вставила Джули.
Это новость.
— И что говорит?
— Что вы… в приемной семье. Очень переживает обо всем, что случилось, — сказала Ханна. — И больше всего за вас.