— Со мной такое было, — произнесла Ханна.
Заходящее солнце золотило вылезшие из пучка завитки волос, образуя вокруг светлой головы нимб.
— Все-таки вы никого не убили.
— Но хотела.
Она теребила подол цветастого платья. Там, где оторвалась пуговица, просвечивал розовый живот.
— Конечно. Может, даже фантазировали, как это сделать, но не сделали. Огромная разница!
На соседском дереве юкка запел пересмешник. Лужица звука.
— Не такая уж и огромная, — возразила Джули. — Просто кто-то более импульсивен.
Я хлопнула журналом по джинсам. Они будут ее оправдывать, защищать Богиню Красоты во что бы то ни стало. «Они согласны простить мне все».
— Ладно, спасибо, что заглянули. Мне пора.
Ханна поднялась:
— Я написала свой номер на задней обложке. Позвоните, если хотите…
Новые дети. Я смотрела с крыльца, как они идут к машине. За руль села Джули. Огромный зеленый «Олдсмобил» с дребезжанием выехал на дорогу. Я кинула журнал в мусор. Втирает им свои сказки, как престарелая Саломея под ворохом накидок. Я могла бы про нее кое-что рассказать. Например, что под мерцающей тканью, которая пахнет плесенью и фиалками, они никогда не найдут женщину — только новые и новые слои. Придется ожесточенно срывать их, как паутину, и как только сорвешь один слой, появится новый. В конце концов она опутает их, точно паук, и переварит на досуге, а затем снова закроет лицо, как луна в облаке.
Ники оторвала два квадратика бумаги с кислотой и положила на язык мне и себе. Кислоту продавали на маленьких бумажках с изображением розовых фламинго на мотоциклах. Мы сидели на крыльце, глядя на ржавый соседский «Бьюик Ривьера», стоящий без колес на кирпичах. Припекало. Нас обволакивала дымка, теплая, как вода в ванне, влажная, как мокрый носок. Я совершенно ничего не чувствовала.
— Может, добавить?
Если уж пробовать, то балдеть как следует. Ивон считала, что мы спятили — так рисковать мозгами! — но я уже дошла до кондиции. Сьюзан Д. Валерис звонила три раза. Я перестала подходить к телефону и попросила Рину вешать трубку, если будут меня спрашивать.
— Погоди! — сказала Ники. — Ты поймешь, когда начнется. Такое не пропустишь.
Ничего не происходило почти час, и я решила, что нам втюхали черт-те что. А потом началось — как будто поехали на лифте. Ники смеялась и махала руками у меня перед носом. Ее пальцы оставляли в воздухе огненные следы.
— Ну как? Добавить?
Кожа горела и покалывала, точно пошла сыпью, хотя выглядела как всегда. А вот небо изменилось. Стало огромным слепым бельмом. Вид этого ужасного пустого неба пугал. Как будто Бог одряхлел и ослеп или, может, не хотел больше видеть. Вполне логично. Все вокруг было как обычно, но почему-то стало просто невыносимым. Я всегда старалась не думать, какое вокруг убожество, пыталась найти хоть каплю красоты.