Я закрыла глаза и представила, что рядом не адвокат матери, а Оливия. Вспомнила ее голые руки, профиль, платок как у Грейс Келли. Драгоценные мгновения. Еще более драгоценные от того, что нереальные, растворившиеся, как легкий аромат духов на ветру или вечерние звуки пианино из незнакомого дома. Я пыталась задержать это ощущение.
Сьюзан припарковалась с другой стороны озера. Отсюда была видна сине-зеленая вода в белых точках чаек и живописные холмы вдали. Она уменьшила громкость музыки, но трубу Нельсона все равно было слышно.
— Я хочу, чтобы ты задала себе вопрос: в чем она виновата? — повернулась ко мне Сьюзан. — В смысле, в твоем сознании. Нет, правда! В убийстве или в том, что она дрянная мать и что ее никогда не было рядом, когда ты в ней нуждалась?
Я смотрела на эту невысокую женщину. Кудряшки были, пожалуй, на тон чернее нужного, тушь размазалась от жары. Усталость Сьюзан была и игрой, и правдой. Слова, как обычно, оказались беспомощно неточными. Я пожалела, что нечем ее нарисовать. Она постепенно становилась собственной карикатурой. Пока еще ничего, но через пять или десять лет она сойдет за себя только издали. А крупным планом будет не узнать — вытянутая и испуганная.
— Не пытаешься ли ты наказать ее за то, что она дерьмовая мать, а вовсе не за убийство? — Она нажала кнопку, чуть опустила стекло, вжала прикуриватель и полезла в сумочку за сигаретами. — Кто тебе вообще Барри Колкер? Просто приятель матери, один из многих. Ты не могла быть к нему привязана.
— Он мертв! И после этого вы обвиняете меня в цинизме?
Она сунула в рот сигарету и прикурила. Выдохнула, целясь в щель в окне. Машину заволокло дымом.
— Нет, дело не в Колкере. Ты злишься, что она тебя бросила. Естественно! У тебя за плечами шесть трудных лет, и, как ребенок, ты указываешь пальцем на всемогущую мать. Это ее вина. Мысль, что она тоже жертва, тебе в голову не приходит.
За стеклом, в некондиционированной части вселенной, пробежала женщина с очень красным лицом, волоча на поводке сеттера.
— Так вы и объясните, если я расскажу правду в суде?
Бегунья тяжело трусила по дорожке, пес нюхал траву.
— Вроде того.
Первые честные слова с тех пор, как я пожала ее маленькую руку. Вздохнув, Сьюзан стряхнула пепел в окно. Часть задуло обратно на дорогой костюм.
— Может, она и не идеальная мать, как из сериала, Астрид. Не Барбара Биллингсли с фартуком и жемчугом на шее. Но она тебя любит! Больше, чем ты можешь представить. И сейчас ей очень нужно, чтобы ты в нее верила. Слышала бы ты, как она о тебе говорит, как за тебя волнуется, как сильно хочет снова быть рядом!