Я протянула ей полосатый чемодан. Мы обе улыбнулись, ища в глазах друг друга слезы. Она оставила какие-то адреса и телефоны, но я знала, что не воспользуюсь. Давайте честно: когда люди уезжают, больше ты их не видишь.
В течение недели Рина заселила в комнату Ники двух новеньких, Шану и Рейчел, двенадцати лет и четырнадцати. Шана страдала эпилепсией, а Рейчел не умела читать и второй год сидела в седьмом классе. Новые искалеченные души для склада утильсырья Рины Грушенки.
Сентябрь накрыл город красным подолом. Пожары на Анджелес-Крест, в Малибу, Альтадене, по всему Сан-Гейбриел и в долине Сан-Горгонио. Чтобы увидеть голубое небо октября, Калифорнии предстояло прыгнуть в огненный обруч. Во Фрогтауне стреляли трижды за неделю: разбойное нападение на заправке, заблудившийся автомобилист, которого подстерегли в тупичке в вангоговскую полночь, и женщина, погибшая от руки собственного мужа, безработного электрика.
В пламени сезона олеандров наконец позвонила Сьюзан.
— Занималась другим процессом, — пояснила она. — Теперь снова за работу! Свидание послезавтра.
Было искушение отказаться, попортить ей кровь, но я все-таки согласилась. К встрече с матерью я вполне готова.
Утром, которое уже сдалось на милость щелкающего плетью ветра и немилосердной жары, Камилла Бэррон, помощница Сьюзан, отвезла меня в Корону. Мы сидели под навесом за оранжевым столом, пили холодную колу из автомата и прикладывали жестяные банки ко лбу и щекам. Ждали мать. Пот катился у меня между грудей, по спине. Камилла в бежевом облегающем платье поникла, как цветок, но стоически терпела муку. Модная короткая стрижка обмякла и вспотела по краям. Она была девочкой на побегушках и не утруждала себя долгими разговорами.
— Вон она!
Мать ждала, пока охранник отопрет дверь. Все еще прекрасная, стройная и гибкая, бледные волосы скручены в пучок и заколоты карандашом, кончики развеваются на ветру. Полтора года… Я встала. Она настороженно подошла, щурясь на солнце. На загорелом лице пролегли новые морщины. Мать становилась морщинистой, как белые поселенцы в Кении. И все-таки она изменилась меньше, чем я.
Зашла под навес и остановилась. Я тоже не двигалась, хотела, чтобы она оценила мою кислотную зеленую блузку, подведенные глаза в траурных пятнах теней, уши с октавой серег, взрослые ноги в юбке с барахолки, которые Сергей любит закидывать себе на плечи, бедра, полную грудь, высокие туфли на танкетке, позаимствованные у Рины… Теперь я Ринина девчонка, из тех, кому дорога прямиком за решетку. Однако я не беззащитна, как та махинаторша с чеками. Мать у меня ничего не отберет. Больше не отберет!