— Расскажи про Энни.
— Что ты вцепилась в прошлое? — Она села, скрутила в пучок волосы, заколола их карандашом. Голос был резким и раздраженным. — Зачем тебе куча заплесневелых газет из старого гаража?
— Прошлое живо, оно никуда не делось. Кто такая Энни?
Ветер шевелил в тишине плотные глянцевитые листья фикуса. Мать провела назад по волосам, как будто выходила из бассейна.
— Соседка. Присматривала за детьми, стирала.
Запах стирки, квадратики желтой корзины для белья. Мы прыгаем в корзинах по кухне, играем в лодку.
— Какая она была?
— Маленькая, разговорчивая. — Мать прикрыла глаза рукой. — Ходила в сандалиях без задников.
Деревянное постукивание по желтому линолеуму с разноцветными пятнами. Прохладному, если приложиться щекой. И загорелые голые ноги в коротких обрезанных шортах. Я никак не могла увидеть лицо.
— Волосы темные или светлые?
— Темные, прямые, с короткой челкой.
Волосы не вспоминались, только ноги. И как она весь день пела вместе с радио.
— А где была ты?
Мать крепче прижала руку к глазам.
— Не могу поверить, что ты это помнишь…
Все мое прошлое, все тайны спрятаны в этом черепе, точно в склепе. Хотелось расколоть его и есть ее мозг, как яйцо всмятку.
— Представь на секунду мою жизнь, — тихо произнесла она, складывая ладонь лодочкой, раковиной, как будто держала в ней свою судьбу. — Я была абсолютно не готова к материнству. Попалась на удочку стереотипов, стремления поиграть в вечную бескорыстную женственность. Совершенно не моя роль! Я привыкла следовать наклонностям и линии мысли до логического конца. Привыкла к свободе и времени для размышлений. Я чувствовала себя заложницей. Представляешь мое отчаяние?
Я не хотела ничего представлять, однако невольно вспомнила Кейтлин, которая вечно тянула за подол и канючила: «Асси, сок!» Властность маленького ребенка. С другой стороны заграждения молодые женщины в распределителе наблюдали, как одна из них метет и метет цементный двор, точно отбывает покаяние.
— Все дети такие! Ты что думала, я буду тебя развлекать? Беседовать об Иосифе Бродском?
Она села, скрестила ноги и положила руки на колени.
— Я думала, мы с Клаусом будем жить долго и счастливо, как Адам и Ева в увитой виноградом хижине. Купилась на стереотип. Из ума выжила, в конце концов!
— Ты была влюблена.
— Да. И что?! — закричала она. — Я была влюблена, думала, с ребенком мы станем настоящей семьей, и все прочие бредни… Родилась ты, а потом однажды я проснулась и обнаружила, что замужем за слабым эгоистом, которого терпеть не могу. А ты все требовала, требовала… Мама, мама, мама!.. Хотелось размозжить тебе голову о стену!