— Пока Сьюзан со всем разберется, я стану национальной иконой, как тестяной человечек или тетушка Джемайма[27]. Завалят предложениями из колледжей. А куда поедешь ты, Астрид?
Она улыбнулась, напоминая мне про доску, прибитую к палубе. Морковка перед носом у осла.
— Еще куча времени…
— Ты одна не сможешь. Тебе нужно окружение, контекст, люди, которых заботит твой успех. Господи боже, посмотри на меня! Надо было сесть в тюрьму, чтобы меня заметили!
Машины заводились, шуршали колесами по гравию. Вышла Камилла, показала на часы. Свидание окончено. Я чувствовала опустошение. Меня снова использовали. Надежда, что когда я узнаю правду, все изменится, рухнула. Последняя надежда… Очень хотелось, чтобы матери было так же больно.
— Ну и как тебе ощущение, что мне на тебя плевать? Что я пойду на все, чтобы получить свое, солгу не моргнув глазом? Я стала такой, как ты, да? Смотрю на мир и спрашиваю, какая мне с него выгода!
Она покачала головой, посмотрела вниз на загорелые ноги.
— Если бы я могла повернуть время вспять, я бы это сделала, Астрид. — Она подняла глаза. — Поверь!
Ее глаза на солнце были точно такого же оттенка, как бассейн, в котором мы плавали летом ее ареста. Хотелось утонуть в этих водах.
— Тогда скажи, что не надо выступать в суде! Скажи, что не хочешь, чтобы я была такой. Что пожертвуешь свободой, чтобы я вновь стала прежней!
Мать обратила голубой взгляд на прекрасную дорогу, о которой мечтали все женщины-заключенные. Дорогу, по которой она уже однажды от меня ушла. Волосы развевались на ветру, как дым. Листва наверху колыхалась взад-вперед, как маленькая боксерская груша. Пахло гарью и скотным двором. Провела руками по лицу. Казалось, она потерялась в своей тоске и мучительно ищет потайную дверь.
Меня охватила паника. Я сделала ошибку! Как в шахматах, когда вдруг понимаешь, что пошел не туда. Я задала вопрос, ответа на который боюсь. Этот камень нельзя переворачивать! Я и так знаю, какой отвратительный слепой альбинос под ним прячется!
— Слушай, забудь! Уговор есть уговор.
Ветер щелкнул плетью. Я представила россыпь искр и запах пожарища. Боялась, что мать не расслышала. Она стояла, как дагерротип, скрестив руки на джинсовом платье. Тихо произнесла:
— Я скажу Сьюзан, чтобы она оставила тебя в покое.
Я не верила своим ушам и ждала какого-то подтверждения.
Мать подошла ко мне, обняла, прижалась щекой к волосам. Невероятно — я ощутила аромат фиалок.
— Если бы ты стала прежней, хотя бы отчасти, все бы отдала, — прошептала она мне на ухо.
Большие руки мягко гладили мои волосы. Вот этого откровения я и желала на самом деле! Веры в неподвижные звезды.