Она встала между ними, взяла обоих под руки и повела их по Дворянской вниз.
— Володя без ума от твоего изящества! — воскликнул Леська.
— А ты?
— И я, конечно. Но он еще больше. Видишь, даже слова произнести не может.
Они дошли до Почтового переулка.
— Ну, мне надо идти к себе,— сказал Елисей.— Очень я рад твоему успеху. Очень. Позволь поцеловать ручку.
— Ты даже не хочешь узнать мой адрес? — спросила Муся.
— Хочу.
— Но теперь уже я не хочу, чтобы ты его знал.
Володя радостно засмеялся.
Елисей пошел мимо почты к Салгирной, а Володя, взяв Мусю под руку, повлек ее снова на Дворянскую: очевидно, в ресторан. Муся оглянулась, но Бредихин уже потонул в тумане.
Подойдя к Петропавловской площади, Елисей увидел то, что так боялся увидеть: у крыльца его дома стоял автомобиль с погашенными огнями, а подле автомобиля высился часовой. Бредихин прошел мимо него с независимым видом и гулко бьющимся сердцем, обогнул церковь и остановился под деревом у ограды, как раз против часового. Тот его не мог видеть. Время от времени он прохаживался вдоль машины.
Через полчаса из квартиры вывели Акима Васильевича и посадили в автомобиль. Потом с крыльца сбежал офицер. Леська узнал его: это был Кавун. Когда машина ушла, Кавун и часовой вошли в дом. Елисей понял, что там идет обыск. Что они могут найти? Стихи? Но не те, о которых идет речь. Впрочем, все равно — раз уж взяли человека, обратно его так скоро не выпустят. Что касается Елисея, то он абсолютно вне подозрения. Но тут Леська вспомнил анекдот Гринбаха: когда ловят верблюдов, поди докажи, что ты заяц.
Бредихин направился на фабрику. По дороге он принялся сочинять новую листовку. Бог не поцеловал его в уста, поэтому листовка вышла в прозе.
«Все высокие слова утратили у белых свое значение. Что такое патриотизм? Это кровь, пролитая народом за то, чтобы Врангель и его камарилья хлестали шампанское и жрали черную икру.
А что такое — измена Родине?
Это нежелание народа отдавать свою жизнь за то, чтобы Врангель и его камарилья жрали черную икру и хлестали шампанское».
И опять Леська сидит над «ундервудом» и выстукивает одним пальцем свою прозаическую эпиграмму.
И вдруг он почувствовал за окном человека. Занавески были задернуты. Леська пригнулся к полу, подобрался к окошку и взглянул в щелочку: там торчал глаз Денисова. Леська отдернул занавеску.
— В чем дело?
— Что ты тут в конторе срабатываешь?
— Готовлюсь к экзамену.
— А ну покажь.
— А что ты понимаешь? «Покажь»!
— А я говорю, покажь! — грозно зарычал Денисов.
— А ты кто такой — легавый?
Денисов отскочил.
— Ладно. Узнаешь, кто я такой.