«Наверно, так всегда бывает перед убийством»,— подумал Леська. Он держался на ногах прочно и даже чувствовал необычайную легкость во всем, что делал. Увидев, что Леська ничего не предпринимает, Денисов начал приподыматься. Тогда Елисей ударил его носищем своего «танка» в голову, как в мяч. Денисов снова повалился на пол.
Когда Елисей выходил с фабрики, Гельцер спросила:
— Нашел Ивана Абрамыча?
— Нашел. Старик хотел меня подпоить, а сам пьяный в дым валяется в конторе, как труп.
— Да, выпить он мастер.
— Ну, прощай, дорогая.
— До свиданьица. Дай вам бог!
Елисей решил пойти в деревню Ханышкой к старикам Синани. В Евпатории мигом разыщут, а Синани всегда его примут, властей над ними нет никаких. Как не было германцев, так нет и белогвардейцев: в самом деле; что делать войску офицеров в такой дыре?
Выйдя на Бахчисарайскую дорогу, Елисей почувствовал такую слабость, что должен был спуститься в овражек и здесь отдохнуть. Осень в этом году стояла ранняя. Овражек был полон листвы. Влажные листья отдавали рыбой, а сухие пахли, как пахнут усталые женщины: теплым и таким домашним запахом.
Слегка поворочавшись в этом ворохе, Леська уснул. Во сне неотвязно мучил его вопрос: неужели он так-таки и убил Денисова? Но угрызений совести не было.
Проснулся он на заре. Все вокруг было так же безлюдно. Стряхнув с себя листья, Елисей побрел в глубь Крыма, далеко обходя железную дорогу.
*
В Ханышкое все осталось таким, каким он его знал. Вот огромный холм раскуривающейся золы. За ним — кофейня, а там и сад Синани.
Старушка сидела у входа в домик и мыла в тазу рыбу. Леське показалось, что он все тот же гимназист, что не было за ним ни тюрьмы, ни сумы, ни убийства Денисова.
Старушка мыла рыбу и возбужденно говорила, обращаясь к крыльцу:
— Вир балабан паровоз американской системы… Солдатлар, офицерлар-ибсн, забарабар!
По-видимому, Эстер-ханым совсем недавно побывала на какой-нибудь станции и была полна впечатлений.
— Бабушка,— позвал он негромко.
Старушка не слышала.
— Госпожа Синани!
— А? Что? Ты кто это?
— Привет вам от Елисея. Помните его?
Эстер-ханым вгляделась в Леську и вдруг всплеснула руками:
— Ой! Это же сам Леся…
Она бежала навстречу, крича по дороге истошным голосом:
— Исачка! Исачка!
Пока старушка обнимала Леську, из домика во двор приковылял Исхак-ага.
— Боже мой! Енисей! Старуха, ставь самовар!
— Нет, нет! Я поставлю сам,— заявил Леська.— Только где ваш Тюк-пай?
— Умер Тюк-пай…— грустно сказал старик.— Сколько человек может жить? Он был уже очень старый. Старше тебя.
Леська вбежал в домик, точно к себе домой, вынес пузатый самоварчик все того же ослепительного блеска и пошел к ручью.