Она зыркнула на него, и её лицо снова исказилось в гневной гримасе.
– Ты хочешь меня запутать? Обмануть? Ты думаешь, я не чувствую в тебе чада пламени, которое ты разжигал? Думаешь, не слышу криков, стенаний и стонов тех, кого ты мучил?
– Женщина, столь великой силы как ты, госпожа, должна уметь распознать правду или ложь в моих словах, – прервал он её.
Она уставилась на него, а её зрачки расширялись, занимая радужку, пока, наконец, не превратились в чёрные, блестящие круги. Она выглядела сейчас поистине нечеловечески, золотоволосая девочка с нежным личиком, на котором выделялись лишь эти чудовищные, блестящие чернотой глаза.
– Ты был таким, как я, – сказала она с внезапным удивлением. Инквизитор улыбнулся.
– Быть может, нас объединяло некоторое сходство, – согласился он.
– Я это вижу. Я вижу это в тебе. Ты умел летать. – Её глаза расширились ещё больше. – Ты проводил шабаши и кровью писал заклинания на коже, содранной с человеческих хребтов. Спал с суккубами на ложе из огня...
Ловефелл кивнул, хотя и через некоторое время, будто не сразу понял, может ли он согласиться с её словами. Память о прежних годах и о том, кем он был тогда, дремала в тёмных уголках его разума. Когда он хотел вспомнить о конкретных событиях, он их вспоминал, но так, будто знал о них по рассказам постороннего человека.
– Не важно, кем я был, – сказал он мягким тоном. – Важно, кем я стал во славу Господа.
– Ты был свободен. – Она смотрела на него с удивлением. – Ты мог делать всё, что хотел!
– Всё? Ты ошибаешься, госпожа. Это теперь я могу делать всё. Я мог бы подняться в воздух на твоих глазах, но я не хочу этого, ибо не думаю, чтобы Бог этого хотел. Сила, которую я имел, ничто против того, что, отказавшись от неё, я стал зеркалом, отражающим свет, непостижимый для человеческого разума.
– Ты стал зеркалом? – Он услышал в её голосе насмешку. – Ты всего лишь жалкая марионетка, швыряемая то туда, то сюда людьми, намерений которых ты даже не понимаешь. Ты был волком, а стал собакой, жрущей объедки из хозяйской руки. Псом, который виляет хвостом, когда хозяин погладит, а не ударит кнутом!
Ловефелл искренне рассмеялся, а представив самого себя в виде собаки, развеселился ещё сильней.
– Ничего ты не понимаешь, – сказал он Анне-Матильде. – Но я не могу тебя за это винить. Однако уже скоро ты поймёшь.
– Пойму? – Обеспокоилась она.
– Да, госпожа. Ибо сейчас, когда я смотрю на тебя, я вижу отвратительную оболочку, полную гнили. Но поверь мне, мы превратим тебя в чашу из чистейшего золота, от дна до краёв наполненную божественного эликсира. И из этой чаши мы будем пить у подножия алтаря, и каждая пролитая в наши уста капля станет гимном, восхваляющим Господа.