Якушкин вертелся, пытаясь понять взгляд Пушкина.
— Что вы смотрите на меня всё время? — не выдержал он. — Вы находите во мне что-то настолько приметное?
— Ничего особенного, Иван Дмитриевич, — улыбнулся Александр. — Так, безделица. Объясню вам позже.
Орлов и Охотников разом повернулись к Якушкину и уставились на него, рассердив пуще прежнего.
Сразу же после завтрака Якушкин подошёл к Пушкину, Орлов с Охотниковым встали рядом. Раевский закончил препираться с Николя и присоединился.
— Объясняйте, я слушаю, — Якушкин мял в руке прихваченную со стола салфетку.
— А нечего объяснять, — сказал Француз. — Это вы нам объясните, Иван Дмитриевич, как вы додумались до такого представления.
— Не совсем вас понял.
— Михаил Фёдорович, Охо… м-м, как вас, капитан?
— Константин Алексеевич, — подсказал Охотников.
— Да, так вот. Прошу вас следить за ходом моих мыслей. Господин Якушкин разыграл отличную пьесу.
1) Собственным ключом открываю шкатулку
2) Достаю письма
3) Зажигаю свечу
4) Ухожу и запираю дверь собственным ключом
5) Молодец.
— Это смешно, — Якушкин неприятно скривил рот. — Пушкин, вы видели: я сидел со всеми наверху.
— Это меня и сбивало с толку. Но потом я вспомнил подсвечник. Воск натёк с одной стороны. Окно было закрыто, свечка не могла упасть сама. Мы думали, что её с самого начала уронили и зажгли какую-нибудь бумагу, но нет! Иван Дмитриевич поступил оригинальнее. Он наклонил свечу, оставив её гореть. Догорев до определённого места, свеча коснулась фитилём какого-то предмета, думаю, ларца… vous me suivez?
— Вы обвиняете меня в краже моих собственных писем?
— Отчего же ваших. Содержание писем было известно вашим спутникам. К тому же, полагаю, письма были, вероятно, получены от разных лиц, в том числе и весьма значительных. Вы, будучи шпионом, обязаны были передать их своему начальству, не вызывая при этом подозрений.
— Пушкин, это уже фантазмы какие-то, право слово, — покачал головой Орлов. — Иван Дмитриевич — шпион?
— Вы просили назвать вам виновного в пожаре. Я назвал. Господин Якушкин, вы сами инсценировали пропажу писем, чтобы скрыть от друзей истинное преступление.
— Вы клевещете на моего товарища, — воскликнул Охотников.
Пушкин поднял руки:
— Как скажете.
Орлов надул щёки и выдохнул со звуком «пу-пу-пу-пу-пу».
— Рассказано хорошо, — произнёс он, после минутного раздумья. — Но вопрос не решён. Видите ли, Пушкин, я знаю вас очень давно, ещё с тех пор, как вы звались Сверчком, а я Рейном. Но Охотникова я знаю не хуже, а он, при всей своей резкости, умеет разбираться в людях. И он первым порекомендовал мне господина Якушкина. А потом я и сам имел счастье узнать его. И уверяю вас — более искреннего и порядочного человека я доселе не встречал. Вот такая загвоздка у нас.