— Ни смерть, ни страдания в дальнем краю не страшны нам в жарком бою… — пели Якушкин с Охотниковым. И после этих строк все разом посерьёзнели. Василий Львович принялся меланхолично крутить ус, Александр Львович нахохлился и закурил, Александр и Николай Раевские, прежде вполголоса препиравшиеся, умолкли в задумчивости.
— Мы верно служили при русских царях, дралися со славою-честью в боях…
— А что, — спросил Василий Львович, когда марш закончился, — как-то сейчас семёновцы?
— Да скверно живётся семёновцам при русских царях, — хмуро сказал Якушкин. — Как Аракчеев пришёл, совсем уж… — он ткнул растопыренными пальцами в клавиши: «д-ля-ммм!»
— Ура! — громко произнёс Якушкин. — В Россию скачет кочующий деспот!
Пушкин встрепенулся.
— Спаситель громко плачет, — продолжил Иван Дмитриевич. — А с ним и весь народ.
— Вы читали! — Пушкин вскочил со стула.
— Кто ж вас не читал, — улыбнулся Якушкин. — Вы — голос прогрессивной молодёжи, Пушкин. Да и мы…
— Старики, — хохотнул Орлов. — Он сейчас скажет «мы, старики».
— Мы, взрослые, остепенившиеся люди, — сказал Якушкин, — читаем и ценим.
Пушкин засветился. Глаза его разгорелись, он стал ходить вкруг стула, размахивая руками и доказывая, что в современной поэзии есть множество неоценённых имён. Орлов взялся возражать, сказав, что неоценённых имён не бывает, и народное признание — главный критерий для поэта.
— Откуда вам знать? — искренне удивился Пушкин. — Поэты-то здесь я и Василий Львович.
В углу кашлянул Александр Раевский.
— Я читатель, — с достоинством ответил Орлов.
— Так я же не лезу с рассказами, по какому правилу выбираю читателей.
Раевский закашлял громче.
— Пушкин! Народ вас любит, — Орлов не выглядел задетым, но всё более увлекался. — А вы оспориваете методы, по которым он выбирает, кого любить.
— Причём тут я! — почти возмутился Александр. — Сколько поэтов лишены народной любви потому, что их стихи, представьте, слишком сложны! Сколько прекрасных талантов!
— Для них нужно особое общество читателей, — сказал Раевский.
— Как и для мыслящих людей вообще, — согласился Василий Львович. — Нужно общество, отдельное от дураков, ну.
— Это, увы, невозможно, — Раевский поднялся. — Я спущусь к родным, посмотрю, не утомились ли.
Француз вышел через пять минут. Тут же высунувшийся из-за двери А.Р. утащил Пушкина в комнату.
— Что за чёрт, Раевский? Вы с самого начала подстерегали меня?
— А что ещё делать. Не стану же я просить вас отойти со мною.
— И что вы хотите сказать?
Раевский привычно потёр переносицу, сдавленную очками.
— Сейчас там не произойдёт ничего важного. Александр Львович ни в каких тайных организациях не участвует, дамы тем более. Разговор состоится, когда соберутся вчетвером — Орлов с адъютантом, Василий Львович и Якушкин. Прошу вас, постарайтесь и вы влиться в их компанию. Вы только что едва с Орловым не поссорились.