– Это мой дружеский дар тебе, Маркеллин, – сказал император. – Ибо отныне мы с тобой друзья.
– Великая милость, великая честь, – прошептал знакомый вкрадчивый голос за моей спиной. – Император нарек тебя своим другом, Маркеллин. Теперь ты убедился, насколько он милостив!
Император милостив… Милостив… и тут я вспомнил о своем ученике Руфе. Жив ли он? Если да, то я должен попытаться спасти его. Ведь это я научил его тому, во что верил сам, – христианской вере. И потому во всем, что с ним случилось, – моя вина. Я погубил Руфа. Но я же теперь и спасу его. Ведь император, похоже, и впрямь милостив. Вдобавок он только что нарек меня своим другом. Так неужели он откажет своему другу в просьбе? Неужели не помилует его злосчастного ученика?
– Благодарю тебя, государь, – сказал я. – Быть твоим другом – великая честь для меня. Позволь же мне попросить тебя о милости.
– О чем ты, Маркеллин? – в голосе императора звучало недовольство. – Чего ты хочешь?
– Милости, – ответил я. – К моему ученику Руфу. Пощади его, государь…
– Нет, – нахмурился Диоклетиан. – Он будет казнен. Я не намерен миловать христианина.
– Но он еще совсем ребенок! – настаивал я. – Неразумное дитя, которое мало чем отличается от безумного[37]. Вдобавок Руф еще не крещен. Какой же он тогда христианин? Он только назвался таковым. И виноват в этом я. Ведь это я склонял его к тому, чтобы он стал христианином. Обманываясь сам, я обманул и его. Его вина лишь в том, что он поверил моему обману. Государь, позволь мне поговорить с Руфом. Вот увидишь, я смогу переубедить его!
– Что ж, – снисходительно произнес император. – Попробуй… если сможешь.
* * *
– …Поначалу он не узнал меня.
– Кто это? – спросил он, вглядываясь в мое лицо. – Кто ты?[38]
Сперва я решил, что ему не хватает света, чтобы разглядеть меня. Но ведь я видел его достаточно хорошо. Несчастный Руф! Что они с ним сделали!
И в этом моя вина! Но теперь я искуплю ее. Я спасу своего ученика!
– Неужели ты не узнаешь меня? – спросил я Руфа. – Это же я, Маркеллин…
Он вгляделся – и на его бескровном, изможденном лице появилась тень улыбки:
– Владыко… Ты пришел…
– Послушай, Руф, – сказал я. – Я пришел, чтобы спасти тебя. Пообещай выполнить все, что я тебе скажу. Ведь ты – мой ученик. Ты должен меня слушаться. Пообещай мне…
– Что я должен сделать? – спросил он.
– Пообещай мне, что больше не станешь называть себя христианином. И что ты принесешь жертву богам.
Он отшатнулся от меня, как от ядовитой змеи:
– Что? И это говоришь мне ты? Ты, который убеждал меня, что на свете нет ничего выше звания христианина!