Как же я обманулся!
Вместе со мной арестовали и Руфа, юношу из знатной семьи, который был еще не крещеным, а оглашенным[33]. Я наставлял его в истинах нашей веры. В тот день Руф пришел, чтобы вернуть мне книгу Марка Минуция Феликса «Октавий»[34], которую я дал ему прочесть. Но едва я принялся расспрашивать его, что он понял из прочитанного, как нагрянули преторианцы, пришедшие арестовать меня.
– Ты Маркеллин, епископ здешних христиан? – спросил меня их командир.
– Да, – сказал я.
– А ты кто такой? – обратился он к Руфу.
Он ответил:
– Я христианин. – Хотя, как я говорил, он был не крещеным, а только оглашенным.
Нас обоих повели… как я думал, на суд. Разумеется, я знал, что ждет меня дальше: допрос, пытки, казнь. Но не боялся страданий, прозревая за ними ожидавшую меня небесную славу. Однако окажется ли Руф столь же мужественным, как я? Что если он смалодушествует и на первом же допросе отречется от Христа? Какой позор ожидает тогда меня, его наставника!
И в этот самый миг Руф украдкой шепнул мне:
– Владыко, что они с нами сделают? Мне страшно, владыко. Помолись за меня…
– Стыдись! – гневно ответил я ему. – Разве так ведут себя христиане?! Где твоя вера?!
Он смолк. А я с горечью подумал о том, что воспитал недостойного ученика…
* * *
Я полагал, что нас ведут к судье. Но, как видно, мне, епископу Рима, решили оказать особую честь – на судейском месте восседал сам император Диоклетиан. Разумеется, я бесстрашно исповедал себя христианином, а на предложение императора принести жертву языческим богам лишь рассмеялся ему в лицо:
– Только такие безумцы, как вы, могут поклоняться мерзким бесам и бездушным идолам! А я почитаю Единого истинного, царствующего на небесах Бога, поклоняюсь Ему и не боюсь умереть за Него!
– Посмотри сюда, несчастный! – сказал император, указывая на разложенные перед ним орудия пыток. – Все это сейчас ожидает тебя… Может, ты все же одумаешься?
– Нет! – оборвал я его. – Рассеките мое тело на части, сожгите его огнем – я с радостью пойду к моему Господу!
– Что ж, – промолвил Диоклетиан. – Посмотрим. Я даю тебе время подумать, Маркеллин. А чтобы тебе лучше думалось… – он обратился к Руфу. – Скажи мне, юноша, ты тоже христианин?
– Да, – ответил тот.
– И его ученик?
– Да.
– В таком случае мы начнем с тебя, – усмехнулся император. – Поступим, так сказать, супротив поговорки: у старшего учится младший…[35] А ты смотри, что мы будем делать с твоим учеником. Потом то же самое ждет и тебя. Еще раз говорю тебе: подумай, Маркеллин…
Маркеллин смолк, словно был не в силах продолжать дальше. Немного погодя он сказал: