Сапоги простучали по паркету. Я приникла ухом к двери. Скрипнули ножки кресла, потом безжизненный голос произнес:
— А-а… Макс, какими судьбами… Садись рядом. Пей.
— Изрядная наглость, — прогрохотал возмущенный голос егеря, потом послышался звон разбитого стекла. — Милейший, вы принялись за старое?
— Вашими стараниями, дорогой кузен, — приглушенно отозвался генерал. — Я всего лишь служу короне и исполняю фессалийские законы, не щадя живота своего.
— Горло вы свое не щадите. — Снова послышались шаги, потом донесся вздох. — Сколько тут бутылок? Дюжина? Вы сошли с ума. А это? Опиум? Мерзость, мерзость! Не комната, а настоящий альтарский притон!
— Вы не были в Альтаре…
— А вы слишком часто бывали. И, как я вижу, переняли немало гадких привычек от этих узкоглазых ящериц.
Снова скрежет ножек по паркету, будто двигали еще одно кресло.
— Вы не сказали, Макс, что вы делаете в моем замке? — заплетающимся языком проговорил генерал.
— Охотился в ваших краях. Заодно приехал напомнить, что вот-вот состоится весенний бал Роз.
— Знаю. В следующую субботу.
— В эту, милейший. Завтра.
Я затаила дыхание.
— Вы помните, милейший, что к празднику Майской Розы приурочена встреча послов Фессалии, Кентарии и Альтара?
Последовала пауза, потом раздался полный желчи голос егеря:
— Не помните. Куда вам? В вашей голове не осталось ничего, кроме туманных видений и порочных мыслей, столь же грязных, как вы сами.
Я ждала, что генерал вспылит, но он почему-то молчал.
— Помните, почему получили этот титул и это звание? — продолжал егерь. — Нет? Так я напомню. Вы поклялись служить королю и государству, милейший. Поклялись на священной книге и шпаге вашего отца.
Снова пугающая тишина, генерал не отвечал и не двигался, я только слышала, как шумела в ушах кровь и тикали ходики в глубине коридоров.
— Я скорбел о смерти дорогого дяди Готтлиба и бедного кузена Мартина, — все говорил егерь, язвительно и колко, будто втыкая в мозг длинные, пропитанные ядом иглы. — Но вы поклялись доказать свою преданность короне, и мое доброе сердце смягчилось. Дитер, я позволил вам принести воинскую присягу. Сейчас вы — да-да, именно вы, милейший кузен, — гарант государственной безопасности. Что сказал бы альтарский император, если бы увидел смертоносного генерала, грозу и ужас врагов, в столь непотребном виде? Что сказал бы кентарийский вождь? О мой бог! Моя бедная страна!
— Я выиграл две военные кампании для нашей страны, — подал наконец голос генерал, сделав ударение на слове «нашей», и говорил холодно и четко, словно и не был пьян. — Я фессалийский подданный и люблю свою страну всем сердцем. Хотите обвинить меня в некомпетентности?