- Азара, - произнес староста. - Покажи мне свою руку.
- Зачем? - волшебнице совсем не хотелось этого делать. - Там не на что смотреть.
- Что ж нет, так нет, - Рыжлик развел руками. Затем обратился к новому брату. - Кремлик, пойдем домой.
Старосте удалось усыпить бдительность людей, и когда Азара отвернулась в другую сторону, он подпрыгнул к ней и одернул рукав. Девушка поспешно опустила ткань на место. Поздно. Все видели черные корни, почти полностью скрывающие плоть выше кисти руки. Вараил приподнял брови, он был уверен, что, когда в последний раз видел эти руки, черные полосы пронизывали их лишь редкими венами. Но кобольды отреагировали совершенно неожиданно. Они упали на колени, закрыли лицо руками и заплакали.
- Мать, - шептали они. - Мать.
Азара, возмущенная выходкой Рыжлика теперь совсем растерялась.
- Я не ваша мать, встаньте.
Кобольды не слушались, они продолжали стоять на коленях и называть ее этим словом. Тогда она подошла к Рыжлику и насильно подняла на ноги. То же самое Вараил проделал с Кремликом.
- Объясните, кого вы увидели во мне.
Староста обратил на нее исполненный любви и робости взгляд и, отдышавшись, произнес:
- Мать наша из пепла восстанет и в пепел вернется. Позволь проводить тебя.
- Куда?
- К твоей... могиле, - Азара почти не удивилась. - Толосу[1] Матери огней.
- Веди.
- Я вернусь в город и поделюсь с другими радостной вестью! - предложил Кремлик.
- Нет, - вдруг отрезал Рыжлик. - Ты принесешь им больше грусти, чем радости.
- Но почему?
- Мать не задержится с нами. У нее сегодня другая жизнь. Рассказав о ней кобольдам, ты вызовешь горе неизбежного расставания. - Кремлик расстроено опустил голову.
Они продирались через терние. На то, что они следуют нужной дорогой, как выразился Рыжлик, указывали лишь изредка выступающие из земли плоские камни, похожие на ступени. Они вели вниз и, следуя им, путники вскоре оказались перед заросшим плющом, утопающим в землю входом в древний толос.
Внутренняя часть сооружения сохранилась ничуть не лучше наружной. Каменную кладку во многих местах разрушили вездесущие корни, много земли было нанесено и на пол, и растения благополучно осваивали новую почву. Кобольды прошли короткий узкий ход. Факелы на стенах осветили круглую комнату трех саженей в диаметре, и пяти саженей высоты. Храм превосходил архитектурное мастерство кобольдов. На стене мозаика выложила фигуру человека. В прошлом ярко-оранжевая, теперь бледная, истершаяся, во многих местах проигравшая территорию корням, она лишь длинным платьем и волосами напоминала изображение женщины. В центре залы на пьедестале стоял покрытый узорами большой бронзовый кувшин с длинным горлышком, заткнутый высокой крышкой. Это была единственная вещь в храме, не утратившая первоначальной красоты.