На Бастайскую скалу пал красноватый закатный отблеск.
Улыбнувшись про себя, Фриц отметил, что Тельман сразу же стал удивительно похож на свой плакатный портрет. Большая лысая голова, твердый, хорошо очерченный нос, тяжелый волевой подбородок обрели вдруг чеканную обостренность.
Вид горной панорамы напомнил Фрицу, что надо рассказать Тельману, как удалось наладить нелегальный переход границы.
Но Эрнст стоял молча. Весь погруженный в себя, стал он словно частью переполненной закатом горной чаши. Так ничего и не сказав, Фриц отошел в сторону, присел на забрызганный пятнами лишайника камень и принялся неторопливо раскуривать сигару.
- Правда, великолепно? - машинально спросил он, критически осматривая тлеющий кончик. - Облака, игра красок!
- Да, - не повернув головы, ответил Тельман.
- Кстати о горах, - оживился Фриц. - Мы тут кое-что сделали. Рабочие-альпинисты...
- Это срочно?
- Ну, нет, не особенно.
- Тогда потом, - Тельман увидел в траве прошлогодний желудь и нагнулся за ним.
- Что-то нашел? - Фриц лениво и медленно, как пресыщенный жуир, выпустил дым.
Тельман пожал плечами, спрятал желудь в карман и начал спускаться.
Не слишком-то разговорчивы эти северяне, вздохнул склонный к философским раздумьям Фриц, к ним надо привыкнуть. Они прячутся под броней суровости, грубоватых манер и тяжеловесных шуток. Это люди осмотрительные, расчетливые. Но зато обостренно чувствительные к малейшей несправедливости. Тут уж они забывают про свой угрюмый панцирь и очертя голову бросаются в драку.
Он знал Тельмана еще с боевых времен гамбургского подполья.
- Ну что? - спросил он, когда Тельман, ничуть не запыхавшись, вскарабкался обратно.
- Хочешь? - Тельман протянул ему горсть буковых орешков. - Я слышал крик чибиса. Как прекрасна наша Германия, Фриц!
- Черта с два, наша! - проворчал Фриц. - Пива хочется. У нас хорошее пиво. Лучше, чем у вас на севере.
В Лейпциг они возвращались уже поздней ночью, и кафе при небольшой гостинице Фрелиха было закрыто. Так что выпить на сон грядущий отменного лейпцигского пива не удалось. А жаль! Тельман любил такие вот маленькие кафе, куда забегали опрокинуть кружку-другую рабочие, ремесленники, мелкие торговцы, шоферы.
Но все это забылось сразу же - кафе, пиво и внешняя беззаботность свободного дня, как только они увидели в вестибюле гостиницы берлинского курьера.
Он поджидал Тельмана у самой лестницы, где под портретом Бисмарка стояла бочка с чахлой пальмой.
Тельман пожал ему руку и кивком пригласил пройти в свой номер.
- Что нового? - спросил он, включив настольную лампу под синим фарфоровым абажуром. - Садись, товарищ. Ты тоже присаживайся, Фриц.