– Ну!.. – сказал Добрыня, не находя слов… – Ну! Я таких, как ты, не встречал! Будто тебя и не баба рожала!
– Погодь! – крикнул князь.
Но Добрыня отшвырнул ширинку которую расстелил на коленях, чтобы не запачкать рубаху.
– Чего ты разошелся! – кричал ему Владимир.
– Как тебе служить?! Как тебе служить, скажи ты мне, племяш мой дорогой, ежели от тебя такая благодарность?!
– А как мне его было помиловать при всем честном народе?! А? У меня самого тогда голова на ниточке болталась.
– Не голова у тебя, а бубенец пустой! Только звонить и можешь!..
– Да ладно тебе! – примирительно и хитро сказал князь. – Сказывают, он христианскому Богу веровал… Вот ежели Бог это истинный, стало быть, и храбр тот жив пребывает!
– Тьфу! – Добрыня с досады плюнул Владимиру под ноги, и Владимир побелел. Но Добрыня был один таков, кто мог себе позволить говорить князю истину.
– Давно надо было его из темницы вызволить да правой рукой во всем сделать!
– Давно? – закричал Владимир. – Да у меня варяги на шее сидели! Они только за льдом в Царьград ушли, я только вчерась известие получил, что они назад не возвернутся!
– А вот седин! Седин же надоть было не с Рогнедой воевать, а воина того слобонить!
– Да от него небось уже и костей нет!.. – вздохнул князь.
Но Добрыня его не слушал. Бурей пошел он по терему, кликнув холопов с заступами, велел немедля раскапывать заваленную дверь погреба.
Мужики, торопясь, принялись разгребать еще не совсем прогревшуюся землю. Дорылись до окованной двери. Надсаживаясь, отворили. Тяжким духом нежили и грязи вынесло из дверного провала.
– Эй! – крикнул Добрыня, не решаясь войти в темницу. – Жив ли ты там? Кем тебя кличут?
– Ильей! – глухо раздалось из-под земли.
– Что? – схватился за сердце воевода. – Ильдей? Ильдей, ты сказал? Да Ильдея года, почитай, с два сюды мертвого приволокли!
– Ильей! – сказал, вырастая в дверях, страшный, с провалами глазниц, черный от грязи и зеленый от отсутствия света, богатырь. – Дайте одежу какую ни на есть, согнило на мне все.
Его стали переодевать прямо здесь. Сняли прогнивший тулуп, что с великим трудом просунула ему в оконце Мальфрида, шерстяные одежды вязаные, которым Илья и названия не знал.
– Немедля это все в огонь! А малого – в баню! – скомандовал Добрыня. – Сколь же ты тут обретался? – спросил он Илью.
– Счет времени потерял. На Пасху полгода было ровно!
Добрыня припомнил, что не так давно христиане праздновали воскресение из мертвых Бога своего. Его удивило, что все дружинники-христиане говорили друг другу «Христос воскресе» и целовались троекратно. И радовались…