Так, как дрались терские православные христиане, не дрался никто на Кавказе: за спиной уходящих на север киевских войск, как волчьи стаи, собирались отряды хазар-христиан, люто ненавидевших Хазарский каганат, но не собирающихся отдавать свою родину славянским язычникам.
Когда от Ильи, остававшегося в Тьмутаракани с отборным гарнизоном, прискакал вестник и сообщил, что с гор лавиной идут хазары с крестами на папахах, Владимир в первый раз растерялся.
– Как было? – спросил он пропыленного гонца.
Тот едва дышал от бешеной скачки, обливаясь, пил воду и, захлебываясь, говорил:
– Как приступили утром, со всех сторон! Цитадель разрушена. Илья-воевода в проломах лучников поставил. Всех, кто не успел в цитадель забежать, хазары порубили…
– Много их?
– Не счесть! Думали, и не отобьемся! В первом сступе вся молодая дружина полегла. Илья с горстью воев остался. Тут и Господь чудо явил. Сбились мы спина к спине. Батюшка крест православный над нами воздел. Богородицу запели: «Не имамы иныя помощи, не имамы иныя надежды…» Вдруг эти, что на нас валом валили, остановились, шапки сняли да креститься начали. Отошли.
Сообразил, в чем дело, Добрыня! Отозвав из всех сотен христиан, он погнал их спешным маршем назад, в окруженную Тьмутаракань. Впервые скакали славяне, не скрываясь, поднимая над головою малиновую хоругвь с ликом Спаса Нерукотворного. Они прошли через расступившихся хазар, сменили гарнизон города. Приступили к бесконечным переговорам со свирепыми горцами, которые разговаривали только с теми, у кого в вырезе рубахи виднелся крест, и не иначе как сотворивши крестное знамение.
Часть их отошла в горы, но взятая в который раз Тьмутаракань оказалась опять непокоренной. Оттуда пришел обоз и совсем редкая дружина, привезшая раненых.
Почти до самого киевского войска их провожали хазары-христиане. Перевязывали самими же нанесенные раны, обмывали, кормили и берегли от иноплеменных, иноверных, рыскавших округ мародеров. На передней телеге, без доспехов, в окровавленной рубахе, ехал Илья Муромский. Простившись с хазарами, врагами-спасителями, возвращался от давно потерянных соплеменников своих к князю-язычнику на службу. Князь, чуть не сам обмывая раны его, расспрашивал, что же произошло там, за спиной ушедшей киевской рати.
– А тем и спаслись, что единоверцами оказались, – только и объяснил Илья.
– Вернуться немедля и всех покарать! – кричал князь.
– Они хазарам четыреста лет не давались, и тебе их не взять! – спокойно отвечал израненный богатырь. – А и побьешь, так скоро сам так завязнешь, что и тебе, и руси всей твоей, и славянам конец. Христиане пришли и заслоном стали между твоей ратью и басурманами, что с гор идут.