. Я подумал тогда, что мы просто не понимаем, что такое народ. Мы постоянно говорим, что мы заботимся о народе, монархисты или республиканцы, неважно, но никто из нас не знает и не желает знать, чего же на самом деле хочет народ.
И в эту минуту мною овладела совсем уже странная и богохульная мысль: что ежели мы сейчас, сами того не подозревая, казним Христа? Что ежели этот больной и мятый человечек сам Бог? А мы просто убьем его, распнем, как однажды уже сделали это, тысячу семьсот лет тому назад. Ведь Он был таким же, простым, глупым, сумасшедшим, и Он также был самозванцем.
Пугачев стал крестился и класть земные поклоны, обращаясь к московским церквям, имен которых я так и не выучил. Палачи сняли с Пугачева кандалы и стали его раздевать, сорвали тулуп, потом начали раздирать рукава шелкового малинового полукафтана. Всё дальнейшее произошло уже очень быстро: Пугачев вдруг всплеснул рукавами, опрокинулся навзничь, и вмиг его окровавленная голова уже висела в воздухе; палач схватил ее за волосы и показал народу. «Ах ты, сукин сын! Что же ты наделал!» – в растерянности заговорил обер-полицмейстер. Они ошиблись, внезапно понял я, они поторопились и ошиблись: они должны были его четвертовать, отрубить ему сначала руки и ноги, и только потом голову, но в спешке почему-то начали с головы. Они простили его, как и я прощаю, и весь русский народ, и Бог прощает всех нас, недоумков.
Глава сто десятая,
именуемая Возвращение королевы
Утром следующего дня, заснеженного февральского дня, столь непривычного для Италии, она вышла из дома консула Дика, в сопровождении графа Орлова, и адмирала Грейга, и мичмана Войновича (то есть меня), и направилась к стоявшей в порту русской эскадре; на ней была дорогая шуба, подаренная ей графом, на свадьбу; свадьба должна была состояться сегодня вечером, для венчания был вызван православный священник.
Здесь ее встречали по-царски: криками «ура!» и салютом из всех пушек; холодный морской ветер бил в русский триколор. Она улыбалась; это был ее звездный час, она знала, что будет после: трон Российской империи, обитое красное бархатом кресло, с позолоченными ручками и ножками, и позолоченным ангелом над головою, и вышитым золотом двуглавым орлом на бархатной спинке. Подали шлюпку, с борта флагманского корабля для нее спустили кресло. «Да здравствует наша императрица Елисавета Алексеевна! – закричал какой-то пьяный в толпе и стал пробиваться к ней, чтобы поцеловать руку; его отстранили, во избежание недоразумений.
В каюте адмирала Грейга для нее был накрыт стол, с шампанским и дорогим десертом: клубника, мороженое, яблочный пудинг, о котором так долго накануне вечером Сарра Грейг болтала с женой консула Дика