— Это Андрей?
— Ну да. Видел, да, как он фарами сверкает? Прямо сигнальные огни тебе. Они все там от этого балдеют.
— Кто?
— Жильцы, конечно.
— А.
Тут вдалеке завыл волк. Я в детстве наслушался их воя, когда жил у бабушки под Тевризом. Хорошего в этом было, прямо скажу, мало. Волк выл протяжно, тоскливо, как брошенная собака и я поежился.
— Это Рембо, не ссы.
— Кто? — я уже успел забыть про него.
— Да волк красноглазого. Ты же его видел. Правда, он не чистый волк, родился от лайки, но папаша был волком, это точно. Он и не лает совсем.
— Откуда ты знаешь?
— Красноглазый рассказывал. Он его еще слепым щенком взял, все опыты свои делал. Чистый волк получился, правда?
— Да уж.
— Слышишь, как воет. Красотища.
Я хмыкнул.
— Не бойся, он своих знает.
Вой то приближался, то удалялся, переходил на взвизгивание и снова наливался силой. Иногда он замолкал, только не на долго, и вся музыка начиналась с новой силой.
— Скучно бедолаге. Ни собачек, ни волчиц рядом. Вот он и жалуется.
— Ну, дали бы ему «наслаждения».
— Давали. Что ты думаешь? Не стал пить, гад!
Я расхохотался, Гоша тоже.
— Ну все, отдохнул? Потопали дальше.
Я согласно кивнул и поднялся. Вокруг была темнота, лишь сквозь редкие голые ветви просвечивал месяц. Осень в этом году была затяжная, снег все не выпадал, да и морозов сильных еще не было. Мне в ватнике было довольно тепло. Мы с Гошей медленно шли, держась асфальтированной дороги — ноги наши вели нас, это уж точно. А одинокий тоскливый вой все не отставал и не прекращался. Вот асфальт кончился, мы пошли по вязкой наезженной дороге. Постепенно стало светлеть, небо уже отдавало голубизной и бледнело с каждой минутой все сильнее.
Вымотался я за дорогу так, как не выматывался с тех дней, когда тянул армейскую лямку, да и тогда такое со мной было только первое время, когда сержант гонял нас на марш-бросках до седьмого пота.
Этот Гоша прямо загнал меня своей пешей прогулкой. Я отстал, еле плелся, но понимал, что если сяду, то уже и встать не смогу. В боку у меня болело, почти затянувшиеся раны жгло.
Гоша, видно, тоже устал, шел молча и не оглядывался.
В лагерь мы пришли уже по-светлому. Гоша уверенно направился к нашему дому. Когда мы были уже возле крыльца, большое серое тело влетело по приступкам едва не из-под наших ног. Рембо! Этот чертов полукровка всю ночь развлекал нас своим пением. Волк ударился мордой в дверь, открыл ее и добродушно маша пушистым опущенным хвостом, рысью вбежал в дом, толкая нас по ногам.
— Хреново отродье, — выругался Гоша. — Видал, а?
Он широко распахнул дверь и первым шагнул за порог. Волк, обросший уже зимней пушистой шерстью, юлил перед сидевшим на своей постели Андреем. Он обернулся, посмотрел на нас так, словно впервые увидел и зарычал.