— Все, Настя, что делать?
Она промолчала, вся откинувшись и напрягая ноги так, что икры окаменели. А там, дальше… Мне стало страшно. Была такое ощущение, что там все ее нутро вывернули наизнанку и бросили ей под ноги.
— Сережа, смотри, появился.
Господи! Что там еще должно появиться? Я заметался, крутясь на одном месте.
— Помоги. Я не могу одна. Идет.
Что-то там было такое, круглое, и все в бурой слизи.
— Бери его.
Что? Брать? Кого? Чего? Я, весь дрожа и чувствуя себя так, словно сейчас просто грохнусь и умру, присел, протянул руки и это что-то, все в кровяной жидкой слизи, выскользнуло прямо мне в ладони, тут же начав шевелиться.
— Живой?
— Да, — промямлил я, а это что-то поворачивалось, поднимая такие маленькие ручки и ножки, что мне стало плохо.
— Теперь возьми ножницы, они стерильные, возьми нитку, режь, перевязывай, только очень туго. Теперь на вот пеленки, на — раствор. Намочи одну пеленку и оботри его, только тщательно. Господи, у меня место не выходит.
Громкий и какой-то басистый вопль прервал ее. Она, словно не слыша, приподнималась с земли и тыкала в меня свертками, бутылкой, а я держал его и только тут понял, что это младенец. Мальчик.
— Положи его. Быстро делай, — он простынет.
Я делал. Отвертывал, разворачивал, мочил и обтирал, а она, опираясь о дерево, смотрела на меня, иногда всхлипывая. Она не плакала, все это получалось как-то всухую. Заворачивала ребенка в теплую пеленку и одеяльце уже она сама.
— Он нормальный? Руки, ноги, пальцы ты видел?
— Да, — как в бреду кивал я.
— Миленький, миленький. Ой! Держи его. Положи в сумку. Только не застегивай. Осторожно положил? Что он делает?
Тут она замолчала, и я смог прийти в себя. Младенец лежал в сумке, как в уютном гнездышке и смотрел на меня черными круглыми глазенками. Был он крохотный, с круглыми щечками и крохотным ртом, а глазенки, круглые и внимательные, смотрели на меня и были они такие ясные, словно в них горели звезды.
— Что он делает, Сережа?
— Смотрит.
— Иди сюда.
— С ним?
— Нет.
Я подскочил.
— Пожалуйста, посмотри, что там у меня?
Там было много чего, и главное — кровь. Только сейчас я заметил, что Настя полулежала на простыне, и теперь эта простыня вся промокла и пропиталась кровью.
— Место вышло?
Я кивнул, хотя и не понял ее, глядя на какой-то непонятный кусок размером с кулак.
— Дай мне.
Кусок, точнее, пленка, или… В общем, не знаю, он был весь в слизи, но я и так уже был весь испачкан чуть ли не по уши. Я взял его и дрожащей рукой протянул Насте.
— Спасибо, — она рассматривала его так внимательно, что и я согнулся.