Я подскочил на месте, потому что, не оглядываясь даже, знал, что это «ЕРАЗ», знал просто по звуку, потому что сам был водителем.
Не понимаю, как это получилось, но я стал действовать, как в хорошем боевике. Мигом собравшись, я подхватил свой бушлат и нырнул в кусты, росшие чуть дальше по берегу, и только распластавшись так, что ноги касались воды, я осмелился выглянуть из-за ветвей.
«ЕРАЗ», как раз разворачиваясь, останавливался возле Насти, застывшей от страха. Дверца его распахнулась, и на землю выпрыгнул Андрей, а за ним еще два апостола.
— Вот она где.
— Ты что это, Настеныш, сбежать решила? — Андрей склонился над ней. — И кто родился?
— Мальчик, — Настя всхлипнула.
— Молодец.
— А этот где?
Андрей быстро обернулся, сверкнув рубиновым цветом глаз, а парень заткнулся, отступив.
— Ты зачем сбежала, девонька? — я видел, как Настя заерзала на месте. — Чтобы родить вот так, под кустом?
Настя всхлипнула.
— Я в больницу хотела… Там рожать…
— Так. А я уже что, и рода бы не принял? А пеленки и все остальное зачем взяла? Предусмотрительная больно. Не ври мне. Ты куда собралась?
Я слышал, как Настя заплакала.
— Из-за него сбежала, отвечай?! Где встретиться хотели?
— Нигде. Я милицию хотела позвать, пока вы его не убили.
— И что же?
— Не успела… родила… простите.
— Кто-нибудь здесь поверил? — это уже сказал один из апостолов.
Но Андрей быстро обернулся к нему:
— Мне не врут!
— Что теперь со мной будет? — всхлипывала Настя.
Андрей не ответил, нагнулся и легко поднял ее на руки.
— Что кривишься? Самой противно? А кто виноват? Сама.
Говоря так, он повернулся к микроавтобусу.
— Держите дверцу шире. Да возьмите сумку с ребенком. И осторожнее. Он принадлежит коммуне.
— Хай, босс.
Андрей даже не оглянулся. Он влез с ношей в микроавтобус. Блатной апостол, едва сгибаясь, подхватил сумку, и все трое скрылись в машине. Хлопнула дверца, «ЕРАЗ» дал задний ход, развернулся и уехал, наполнив лес шумом двигателя и запахом сгоревшего бензина.
Я остался один. Тут только я понял Настю. Умница, она вернее отвела от меня опасность, честно признавшись в первоначальном намерении. Но каково будет теперь ей! Я вскочил, в горячке бросаясь за микроавтобусом, но остановился на том месте, где она лежала и заметался. Простыня, вся в бурой, засыхающей корке, заставила меня чуть не завыть.
Эта девочка, чувствуя схватки, побежала спасать меня. Я, вот этими недостойными руками, принимал ее ребенка, и сам, сам перерезал ему пуповину! А теперь что же получилось! Этот красноглазый урод со своими недоношенными апостолами будут делать с ними обоими: и с матерью, и с ребенком все, что им вздумается. Нет уж. Гад буду последний, если позволю это. И пусть об меня вытирают ноги после такого предательства.