Вишенки (Бычков) - страница 16

Первые дни мылись в бане по два раза на неделе – избавлялись от вшей. Пропаривали одёжу в вошебойке. Потом чистились, стриглись, приводили в порядок обмундирование.

Ходили в наряды, стояли в карауле и каждый день пропадали на полигоне: учились по-новому рыть окопы, ходить в атаку, стрелять по мишеням, колоть штыком тряпичные чучела. Само собой – строевая подготовка. Без нее – никуда.

Здесь, на полигоне, ротный прапорщик Цаплин не жалел: гонял до седьмого пота. Но не роптали, понимали, что чем лучше усвоишь военную науку здесь, тем дольше проживёшь там, на фронте.

А в остальном – грех жаловаться: сыты, одеты, обуты и в тепле. Разве что матом покроют, так не без этого. Куда ж без мата серёд мужиков? То-то и оно! А так ротный – ничего, жить можно, не хуже Саблина, царствие ему небесное.

За лето отъелись, отдохнули, было такое чувство, что про них забыли, потеряли и вряд ли вспомнят. Несколько раз отпускали в город погулять, попить квасу или стопочку-другую водочки можно было пропустить с устатку. Правда, ни Данила, ни Ефим к водке были непривычны: так, за компанию и не более того. А чтобы напиться – такого нет, не было. Хорошо! Как будто и нет войны.

Вот только зачастили разные агитаторы в казармы: всё норовят на свою сторону склонить служивых, каждый обещает манну небесную. Надоело.

– Слышь, Данилка, – Ефим прижался поближе, задышал в ухо. – Ты знаешь, что до дома нам с тобой каких-то триста вёрст?

– Ну, знаю. Ты это к чему?

– Слухай, слухай этого балабола и поймёшь, – Гринь указал на очередного агитатора, что распинался перед солдатами роты.

Слушатели сидели на кроватях, курили в спальном помещении.

Последние дни дисциплина не просто упала, она рухнула, исчезла! В кои-то веки русский солдат мог курить в казарме или сидеть на койке в дневное время?! Об этом и мысли не было никогда, а теперь? Перестали воинскую честь отдавать старшему по званию. Правда, перед Цаплиным тянулись во фронт из уважения, но и он ходил как в воду опущенный, с поникшей головой: точь-в-точь как Саблин перед тем, как застрелиться. Если и оживал, так только на полигоне, а в казармах и смотреть на него жалко было. И что это за мода у офицеров? Чуть что – пистолет к виску, и ваши не пляшут. А кого взамен пришлют? Да и по-человечески жаль было ротного: погибать надо в бою, а так? Блажь это всё. Но видно было, что переживал уж больно сильно, взял в голову чересчур, а это надо? Решили спасать мужика, не дать в обиду.

Обговорили это дело в курилке, отправили ходоков к ротному: мол, в голову не берите, ваше благородие господин прапорщик, ну их, этих царей, большевиков, кадетов и прочих социал-демократов! Вы мужик настоящий, уважаемый, видели вас в бою, труса не праздновал, плохо вам не сделаем. Мол, России такие люди завсегда нужны, при любом режиме. А где ж их толковых наберёшься, если они стреляться пристрастились?