Так грех это или что-то другое, но уже не греховное, не постыдное, а благое, благостное? Кто рассудит, кто сможет это растолковать женщине?
В тот день, когда Данила залетел во двор как заполошный, весь в крови, с окровавленным топором за поясом, Марфа чуть с ума не сошла. Спасибо, муж правильно сделал, заматерился на неё по-страшному, вот она и в себя пришла, опомнилась тогда благодаря матеркам этим.
А Глаша как почуяла сердцем, кинулась следом за Данилой, хотя имя Ефима никто и не упоминал. Значит, почувствовала. Но Марфа уцепилась в руку, не пустила. Да и детишки набежали, прижались к мамке с тётей, заголосили в один голос, удержали её.
Так и сидели дома, в неведении, ждали. Спасибо, лесничий молодой Кулешов Корней Гаврилович подошёл, всё обсказал, что и как, успокоил, мол, подрал медведь, но живой мужик, слава Богу.
Всё равно Глаша тут же собралась, кинулась в Слободу в больницу. Марфа только успела узелок сложить, сунула сестре в руки.
Правда, к вечеру с Данилой приехала обратно. Рада, жив мужик, а это главное. А какое у него лицо? Да разве в этом дело?
Как рассказал потом Корней Гаврилович, когда разделал тушу медвежью, мясо им привёз, что Ефим молодец. А то! Как-будто они не знают!
Мол, говорит лесничий, Фимка не растерялся, ножом зверя резал почём зря снизу, когда под ним лежал. А когда кровью истёк, и рука нож не держала, так он зубами грыз медведя. Во! Весь рот был забит шкурой с шерстью, а сопротивлялся. Вишь, какие у нас мужики! И Данила не оплошал, вовремя подскочил, подоспел как раз ко времени, Корней говорит, топором зверя прикончил. И коня быстренько пригнал, в больницу отвёз друга. Потом санитар Ванька-Каин жаловался Акиму Козлову при случае, что с топором кинулся на доктора Дрогунова Павла Петровича. Мол, долго чешетесь, Фимку его не спасаете. Спасибо, врач хоть и молодой, но обходительный, успокоил взбесившегося Данилу, поговорил, рассудил по-хорошему, тот и обмяк. А скажи слово в тот момент против, и ещё неведомо, чем могла дело кончиться. Данила, он такой, за друга в огонь и в воду.
Правильно, они ещё с фронта, нет, с детства друг за дружку любому глотку перегрызут, не только медведю. Что им медведь? Она их с детства, с малолетства помнит. Соседи всё-таки как-никак. Если кого-то из них обидели, они ж не смотрели – старше их противник, сильнее во сто крат, безразлично. Друг в беде! Этим всё сказано. И бросались на любого, и бились насмерть, не жалея ни себя, ни противника. Об этом вся деревня знала, многие побаивались. Говорили, бесшабашные парни растут, потеряют, ой, потеряют когда-нибудь головы бестолковые свои. Их, Фимку с Данилкой, безумно уважал первый драчун и забияка в округе покойный дед Прокоп Волчков, царствие ему небесное, тоже сосед, только с другого боку.