— Но ты любишь ее.
— Больше всего на свете. А теперь, маленькая леди, — улыбнулся я ей. — Дай мне попробовать свой чай.
Оливия прыгнула на стул, а затем на пол, направляясь к холодильнику. Она наполнила стакан чаем из пластикового кувшина и дала мне попробовать.
— Давай, пробуй, — сказала она, передавая мне стакан с волнением во взгляде.
Это было вкусно, но мне было недостаточно сахара. Донна так же всегда не добавляла достаточно сахара. Но даже если был этот чай на вкус был бы как дерьмо, я не сказал бы об этом моей девочке. Она смотрела на меня с таким волнением, и я так давно не видел этого взгляда. И пусть я был эгоистом, но мне нужно было просто смотреть в эти любимые глаза. Я выпил весь стакан так быстро, словно это было самое вкусное, что я когда-либо заглатывал. Я поставил стакан на столешницу и улыбнулся во весь рот.
— Ты потрясающая, девочка, — поднял я ее на руки, закружив. — И ты сделала лучший чай, который я когда-либо пробовал.
— Спасибо, — поцеловала она меня в щеку. — Почему у тебя нет штор?
— Мне нравятся стеклянные двери, окна до пола, через которые можно смотреть на террасу, и отсутствие штор.
— Отпусти меня, — сказала Оливия. — Я хочу увидеть Донну.
— Милая, — присел я перед ней. — Твоя мама сейчас переживает трудные времена, и она...
— Она не хочет меня видеть?
— Нет, милая, — притянул я ее в свои объятья. — Она любит и хочет видеть тебя. Просто она плохо себя чувствует и не хочет, чтобы ты такой ее видела.
Боже, как я ненавидел вранье. Особенно врать моей девочке. Она смотрела на меня с таким доверием, и мне было плевать, кто был ее биологическим отцом. Она была моей, и теперь Оливия всегда будет лишь моей дочерью. Я оставлю эту работу, если Донна скажет мне об этом, и посвящу свою жизнь лишь им двоим.
Я сделал салат, фри и поджарил курятину с ананасами. Мы поужинали, и я рассказывал ей о моментах из своего детства и своей семье. Она улыбалась, но улыбка была натянутой, и я решил, что пора ей пойти спать. Я читал ей Хемингуэя, и вскоре, когда Оливия уснула, я поцеловал ее в лоб и закрыл дверь в спальню.
Мне всегда нравился запах свежего воздуха и ночи. Я вышел на террасу и прикурил сигарету, делая первую затяжку. Не было людей, и умиротворяющая тишина дарила мне наслаждение.
«У всех мужчин один недостаток — они не умеют гордиться своей женщиной». Тиль Швайгер.
Моя необходимость обезопасить Донну и защитить ее переросла на новый уровень. Она теперь была не просто матерью ребенка, которого я любил, она была женщиной, без которой моя жизнь не имела смысла. Она была моей. Я не хотел, чтобы она просыпалась без меня. Если есть хоть один гребаный шанс, что она снова полюбит меня, то я в лепешку расшибусь, но воспользуюсь им. Я одержим этой женщиной. До нее я никогда никем не был одержим. И после нескольких лет борьбы с собой раньше, я просто сдался и позволил себе чувствовать, и погиб. При первом взгляде на нее, чувствовал, что она сжимала мое сердце в своих ладонях, и я был этому рад.