— Детка, нам с папой нужно кое с чем разобраться, — смотрела я на нее без тени улыбки. — Сегодня я не смогу отвести тебя никуда, ты могла бы посидеть дома?
— Мама, но мне нужно ехать.
— Я знаю, Лив. Но дело в том, что нам нужно помочь человеку. Ребенку, если быть до конца честной. Она такая как ты возрастом, и мы можем ей помочь, понимаешь? И я не хочу переживать, как ты доедешь, или кто тебя заберет, потому что должна быть сосредоточена на другом. Сегодня. Пожалуйста, Лив, ты же взрослая.
— Ладно, — вздохнула дочь. — Хорошо. Но ты мой должник.
— Это точно, — услышала я голос Адама, который держал мою куртку в своих руках. — Мы оба, и до конца своих дней, — подошел он к Оливии, поцеловав ее в щеку. —Ты лучшее, что есть в нашей жизни, Лив. Ты — мой ребенок. Но мы помогаем тем, кто не может помочь себе сам, понимаешь? И пусть это не причина уделять время кому-то другому, — усмехнулся он, смотря на нее. — Имею ввиду, твое время. Время, которое должно предназначаться лишь тебе, но она совсем маленькая. Или возможно, если твоя мама права, это две девочки, которые страдают. И если мы им не поможем, это будет худшее, что мы сделаем. Но мы люди, верно, детка? Мы добрые по своей природе и не имеем права что-либо менять.
Когда я наблюдаю за отношениями Адама и Оливии, у меня складывается такое впечатление, что он заботится о единственном человеке во всем мире — именно о ней. Нет, он любит свою семью, друзей и меня, безоговорочно. Но они вознесли друг друга на такой пьедестал, из которого уже и не скинуть, и к которому другим уже и не подняться. Адам сражается в битвах, думая лишь о ней. Делится с ней мыслями, не пытаясь учить уму-разуму, и меня всегда завораживает, как именно Адам Майколсон, человек, который разбивал сердца, и словно руководил подиумом моделей Victoria's Secret, становиться щенком. Щенком, влюбленным в ребенка. В девочку семи лет, и готов прибежать в любой момент, когда дело касается Оливии. И так сейчас все время — она падает, он прибегает.
Мы закрыли дверь на замок, и когда Адам завел мотор мотоцикла, я обняла его за талию и прижалась к его спине. Мы ехали, и у меня было лишь это время подумать. Что будет дальше? Как я поступлю? И если в будущем изменится мое мировоззрение после этого, примут ли эти изменения близкие мне люди?
— Спасибо тебе, Донна, — сказал Адам, паркуясь.
— За что?
— За Оливию, — я нахмурилась. — Раньше я видел сны лишь о себе, а теперь у меня есть дочь, и теперь я вижу ее.
Я не ответила ничего и отправилась в дом. Когда женщина открыла мне дверь, я оттолкнула ее и пошла дальше, поднимаясь по лестнице, чтобы найти девочку. Нужно было найти другого ребенка, и единственной зацепкой была ее сестра.