В самом деле, если бы герцог увидел эту пару, он ни бы ни перед чем не остановился – продал все имущество, заложил земли, опустошил казну, – но заполучил бы дивных скакунов!
Видала я породистых коней – вельможи хвастали ими друг перед другом, покупали и продавали за бешеные деньги, – но подобных не встречала. Они были… невероятны. Другого слова я и придумать не могла. Серебристо-серые в яблоко, с белоснежными хвостами и гривами, тонконогие, с гордо выгнутыми шеями… Да на таких королю красоваться впору! Если денег хватит купить этих коней и сил – укротить и поставить под седло или вон в сани запрячь, как Ирранкэ.
– Мчатся вихрем, – обронил алий, – но своенравны, этого у них не отнять.
Один из жеребцов покосился на него и всхрапнул – не злобно, нет, предупреждающе. Мол, помалкивай, не то как бы мы с товарищем не уронили тебя на повороте…
О, похоже, он вовсе не считал алия хозяином, он не был покорным упряжным конем, отнюдь! В темных лошадиных глазах светился разум – не человеческий, но и не звериный. И я бы сто раз подумала перед тем, как протянуть руку погладить этого красавца – откусит, чего доброго!
– Где ты их раздобыл? – шепотом спросила я.
– Купил в далеких краях, – улыбнулся он краем рта. – Иди в дом, проследи, что там и как. Я, если хозяин тебе не сказал, занял его с супругой комнаты, а кто куда будет переселяться, меня не волнует – я ему достаточно заплатил. Приходите туда, и я попробую рассказать… обо всем. Что до сплетен…
– Переживем, – серьезно сказала я. – Пойду, правда, до обеда времени всего ничего, надо Дени помочь.
– Ты больше не будешь работать на кухне, – сказал Ирранкэ, не сводя взгляда с коней. – Ни ты, ни Ири. Хозяин как-то справлялся без вас, справится и теперь.
Я промолчала бы (что толку спорить с алием?), но не выдержала все же, спросила:
– Ты не боишься? Все уже поняли, что у тебя при себе много денег, ты швыряешь их не считая…
– Думаешь, кому-нибудь придет в голову, что можно их присвоить? – улыбнулся он. – И коней тоже, за них иной богач руку отдаст! Я не боюсь, Марион. Я уже очень давно ничего не боюсь. Почти ничего. Во всяком случае, – Ирранкэ посмотрел на меня в упор, и глаза у него сейчас были черные и страшные, как заледеневший колодец, – смерть меня уж точно не страшит.
– Своя или чужая? – зачем-то уточнила я, вспомнив сказки, и он замер, а потом сказал негромко:
– В том-то и дело, что своя. И до вчерашней ночи я был уверен, что…
Ирранкэ осекся, взглянул на конюха – тот мирно подремывал на соломе, – и потянул меня наружу.
– Я жду вас, – сказал он мне на ухо, иначе не слышно было слов за воем ветра. – Не вздумай бежать, Марион, иначе дело добром не кончится.