— Семен Буденный приехал, просил заходить нынче вечером.
И не успели расспросить братья Сорокины, как Филипп побежал дальше, к Никифорову.
— Семен приехал, вечером просил заходить!
Зашел на почту, к начальнику Лобикову. У Лобикова по случаю смутного времени работы было мало, корреспонденции не было, Филипп сообщил все новости и, прежде чем Лобиков собрался спросить, какие еще Семен принес новости, хлопнул дверью. Зашел к степенному бородачу Долгополову, тоже фронтовику, и к пехотинцу Сердечному… Всех оповестил. Не застал только Оку Городовикова — того дома не оказалось. Назад пошел медленнее, оттирая побелевшие уши, трепля рукавицей нос, отдуваясь от прожигавшего лицо ветра. Под ноги кидались пустолайки, облаяв, прятались по своим дворам.
На крыльце станичного правления стоял атаман, офицер Аливинов, прихлебатель богатеев, ненавистный всей голытьбе. Покосился подозрительно на Филиппа, но не окликнул.
«Скоро тебя спихнем! Повластвовал, хватит, — потирая уши, подумал Филипп. — Чуешь или нет свой конец?»
Аливинов, как видно, не чуял. Вызывал писаря, отдавал распоряжения, ласково пощелкивал по начищенному сапогу плеткой.
Налетел ветер и застучал по железной крыше правления. Тучи опустились ниже.
Буденный встретил неподалеку от правления Оку Городовикова.
— Здорово, Ока!
— Семен! Здравствуй! — обрадовался Ока.
— Давно с фронта?
— Да уж порядочно.
— А я — нынче ночью.
— Как добрался?
— Да нелегко, Ока. Сам знаешь: мешочников — туча, а у меня с собой седло, валенки, винтовка, мешок с едой, только коня не хватает. Залез в Минске в поезд, доехал до Бахмача. В Бахмаче дальше — ни тпру ни ну. Пешком пришел в Конотоп. От Конотопа добирались несколько суток. Сами воду на паровоз доливали, собирали топливо. Через Воронеж, Царицын насилу доехали. А ты, Ока?
Ока, в потрепанной форме казачьего урядника, подтянутый, гибкий, путая слова, быстрым говорком рассказал: от своей казачьей сотни был послан на съезд рабочих, крестьянских и казачьих депутатов. Вернувшись со съезда, Ока присоединился к рабочим, восставшим против правительства Керенского. Рабочее восстание было разгромлено. Если бы Оку поймали, его бы расстреляли на месте. Забинтовав лицо (будто раненый), Ока вскочил на платформу уходившего поезда. Путешествие было нелегким — юнкера хозяйничали на железной дороге. Оку спасла казачья форма урядника — его принимали за своего. В Ростове Городовиков решил раздобыть винтовку — без оружия нынче не проедешь. Отыскав казарму местной казачьей сотни, попросился переночевать. Ему разрешили. Лег на чью-то свободную койку. Едва дождался, пока задремал дневальный. Глухой ночью пробрался на цыпочках в коридор, выбрал винтовку, отсчитал тридцать патронов. Тихонько вышел из казармы. Через полчаса был на вокзале. Как раз отходил поезд. Теперь ищи ветра в поле.