– А я к вам, Иван Филиппыч, сегодня с маленькой просьбой.
– Какая же будет ваша просьба, майор? – отвечал краснощекий ярославец.
– Тут есть одно обстоятельство… Мне бы рублик в долг… дней на пяток… Верьте…
– Ну уж это извините, майор… Насчет напитку, сами знаете, я вам завсегда оказываю кредит, а чтобы деньгами… Уж не прогневайтесь, майор… Небось, сегодня вы и больше рубля насбираете.
Майор молча приложился к козырьку и вышел на улицу.
Сперва он обходил лавки и собирал копейки. Много обошел он таким образом лавок и насбирал копеек сорок. А мороз крепчал, и майору становилось жутко от холода. Надо было согреться, и к полудню он зашел в закусочную, выпил еще стаканчик, съел порцию селянки, приготовленной бог весть из каких отбросов, и, обогревшись, снова вышел на улицу, рассчитывая «работать» теперь, обращаясь к проходящим, и при удобном случае заходить в квартиры.
Майор благоразумно избегал очень бойких улиц и шатался более по улицам глухим, где не бывало городовых. Завидя какую-нибудь даму, майор не без достоинства прикладывал руку к козырьку и тихо, словно желая сообщить какой-нибудь секрет, говорил: «Отставному военному, мадам. Не откажите?»
Но дамы по большей части пугливо прибавляли шаги и озирались: нет ли поблизости городового. Что же касается до мужчин, то они как-то безучастно внимали и русским и французским фразам майора, и трагическим и комическим его обращениям.
Таким образом, пробродив часа два, бедный майор собрал еще всего двадцать копеек, поданных ему одною купчихой и каким-то подвыпившим господином, которого майор абордировал фразой: «на сорокоушку[13], s’il vous plait[14]», что, видимо, очень понравилось веселому господину, давшему майору целый гривенник. Вообще «работа» шла плохо. Погода стояла дьявольская, и некогда было подавать милостыню.
Майор начинал снова зябнуть и падать духом при мысли об елке. Он пробовал было обращаться к швейцарам, чтобы его пустили подать прошение, но швейцары не пускали и посмеивались над его костюмом и над его серьезным видом, полным чувства собственного достоинства.
Тем не менее майору удалось-таки проникнуть во двор одного большого роскошного дома, минуя дворников, прочитать на доске фамилии жильцов, войти с черного хода в большую, светлую, теплую кухню и, поклонившись дебелой, краснощекой «кухарке за повара» самым любезным манером, сказать с изысканною вежливостью, стараясь придать своему сиплому баску возможно нежное выражение:
– Осмелюсь, мадам, обеспокоить вас вопросом: генеральша Тонкоусова изволит быть дома?
Несмотря на столь любезное обращение, «кухарка за повара», быстро оглядев и костюм и физиономию неожиданного посетителя, весьма сухо спросила: