Почувствовав, что я не слишком-то ей поверила, она надменным жестом указала на фотографии на стенах, на столе, на полках. На всех была изображена прелестная юная балерина.
– Это я, – гордо сообщила она.
Я не могла этому поверить. Это были старые фотографии, пожелтевшие от времени, и все же на них она была восхитительна. Мадам широко улыбнулась, потрепала меня по плечу и сказала:
– Хорошо. Возраст приходит ко всем, и все перед ним равны. С кем вы занимались до Мариши Розенковой?
– С мисс Дениз Дэниэль.
Я боялась рассказывать ей о тех годах, когда я танцевала одна и была сама себе учительницей.
– А-а, – грустно выдохнула она. – Я много раз видела Дениз Дэниэль на сцене, она была великолепной танцовщицей, но потом она допустила извечную ошибку – влюбилась. Карьере конец. Теперь она только учит. – Голос ее поднимался и падал, начинал дрожать и опять обретал уверенность. Она произнесла «влюбилась» через «у», и слово прозвучало со смешным иностранным акцентом. – Джулиан, большой знаток, считает, что вы великая танцовщица, но я поверю в это, лишь когда увижу, как вы танцуете, и тогда я решу, оправдывает ли красота себя только тем, что существует. – Она еще раз вздохнула. – Вы пьете?
– Нет.
– Почему у вас такая бледная кожа? Вы что, никогда не бываете на солнце?
– На солнце я быстро обгораю.
– Ага… вы и ваш любовничек боитесь солнца.
– Джулиан мне не любовник! – сказала я сквозь зубы, бросив на Джулиана гневный взгляд: наверняка это он сказал ей такое.
Ничто не укрывалось от этих проницательных глаз-бусинок.
– Джулиан, разве ты не говорил мне, что влюблен в эту девушку?
Он покраснел, опустил глаза и впервые смутился.
– Мадам, мне стыдно признаться, но любовь есть только с моей стороны. Кэти не испытывает ко мне нежных чувств, но рано или поздно я добьюсь этого.
– Отлично, – сказала старая ведьма, по-птичьи кивнув. – Ты сгораешь от страсти, она к тебе холодна, поэтому ты будешь танцевать фантастически! В кассах выстроятся очереди. Я это предчувствую!
* * *
Конечно, именно поэтому она меня и взяла, зная, что Джулиана подстегивает неудовлетворенная страсть, а во мне тлеет желание найти кого-то вне сцены. На сцене он был любовником моей мечты: нежным, прекрасным, романтичным. Если бы мы могли танцевать дни и ночи напролет, мы бы перевернули мир. Но когда он был самим собой, болтливым и зачастую развязным, я убегала от него. Каждый вечер, ложась спать, я думала о Поле, бродящем в одиночестве по своему саду, и не позволяла себе даже во сне видеть Криса.
Я довольно скоро устроилась в маленькой квартирке в нескольких кварталах от балетной школы. В трехкомнатной квартире со мной жили еще две балерины. Двумя этажами выше в такой же квартире жил с двумя танцовщиками Джулиан. Его соседями были Алексис Тэррел и Майкл Мишель, юноши лет по двадцать, оба, как и Джулиан, исполненные решимости стать лучшими танцовщиками эпохи. Я была поражена, узнав, что мадам Золта считает Алексиса лучшим, Майкла вторым, а Джулиана третьим. Вскоре я поняла, почему она отводит ему третье место: он не выказывал ей должного уважения. Он хотел делать все по-своему, и за это она его наказывала.