Мои соседки отличались, как день и ночь. Иоланда Лэнг, наполовину англичанка, наполовину арабка, была красива странной экзотической красотой. Она была высокого для балерины роста – пять футов восемь дюймов, как моя мать. У нее были маленькие твердые груди, в основном состоявшие из огромных темных сосков, но она нисколько не стыдилась их размера. Она обожала разгуливать голой по квартире, и я быстро поняла, что и натура у нее такая же, как ее груди, – мелкая, настырная и злобная. Меньше чем за час она задала мне тысячу вопросов и еще успела рассказать собственную историю. Ее отец был английским дипломатом, женившимся на исполнительнице танца живота. Она везде бывала, все испробовала. Я сразу невзлюбила Иоланду Лэнг.
Эйприл Саммерс была из Канзас-Сити, Миссури. У нее были мягкие каштановые волосы и сине-зеленые глаза. Мы с ней были одного роста – пять футов четыре с половиной дюйма. Она была очень застенчивой и говорила чуть ли не шепотом. Когда рядом находилась шумная громкоголосая Иоланда, Эйприл вообще не было слышно. Иоланда обожала шум; проигрыватель или телевизор были включены постоянно. Эйприл говорила о своей семье с любовью, уважением и гордостью, а Иоланда не скрывала ненависти к родителям, которые отдавали ее в интернаты и оставляли на каникулы одну.
Мы с Эйприл подружились в первый же день. Ей было восемнадцать, и она была достаточно хорошенькой, чтобы привлечь к себе внимание любого мужчины, но ребята из академии по какой-то непонятной причине не обращали на нее ни малейшего внимания. Их заводила Иоланда, и я скоро узнала почему: она не была недотрогой.
Что до меня, то молодые люди замечали меня, назначали свидания, но Джулиан дал всем понять, что я не про них, что я его. Он всем говорил, что мы любовники. Хотя я упорно это отрицала, Джулиан говорил им об этом наедине, объясняя, что я старомодна и стыжусь признаться, что мы «живем в грехе». Он ворчливо говорил прямо при мне:
– Так уж повелось на юге. Тамошним девушкам нравится, когда парни думают, что они милые и скромные, но под этой строгой оболочкой вихрь страсти.
Конечно верили ему, а не мне. Зачем им было верить правде, когда ложь интереснее?
Но я была довольно-таки счастлива. Я свыклась с Нью-Йорком, как будто в нем родилась, и носилась, как все, по городу: скорее, скорее, нельзя терять ни секунды, нужно утвердиться, пока какая-нибудь другая хорошенькая девушка не сбросила тебя за борт. Но пока я вела в этой игре, это была жизнь на износ, дикая и изнурительная. Как я была благодарна Полу за то, что каждую неделю он присылал мне чек; денег, которые я зарабатывала в труппе, не хватило бы даже на косметику.