Наша младшая сестра свернулась клубочком у меня на коленях. Хотя ей было восемь лет, она выглядела не старше трех – такая она была маленькая, ужасно маленькая и слабенькая. В ее огромных, осененных пушистыми ресницами глазах скопилось столько страшных тайн, столько страдания – гораздо больше, чем мог вынести ребенок ее возраста. Глаза Кэрри были старыми, очень, очень старыми. Она не ждала от жизни ничего: ни любви, ни счастья, потому что все, что было у нее в жизни хорошего, у нее отняли. Она была так слаба и апатична, что казалось, вот-вот перейдет из жизни в смерть. Больно было смотреть на нее, одинокую, такую жутко одинокую с тех пор, как Кори покинул нас.
Мне было пятнадцать лет. Шел тысяча девятьсот шестидесятый год, стоял ноябрь. Я хотела всего, мне было нужно все, и я только боялась, что за всю жизнь не смогу компенсировать того, что уже потеряла. Я сидела в напряжении, готовая зарыдать, если случится еще какая-нибудь неприятность. Как пружина в бомбе с часовым механизмом, я знала, что рано или поздно взорвусь и разнесу всех, кто живет в Фоксворт-холле.
Крис накрыл мою руку своей, словно прочитав мои мысли о том, какой ад я устрою тем, кто хотел погубить нас, и тихо сказал:
– Не надо, Кэти. Все будет хорошо. Переживем.
Он так и остался безнадежным оптимистом. Вопреки всему он продолжал верить, что все, что ни делается, делается к лучшему. Боже, как он мог так думать после смерти Кори? Как это могло быть к лучшему?
– Кэти, – прошептал он, – мы должны восстановить то, что потеряли, и в том числе друг друга. Мы должны принять все, что случилось с нами, и идти дальше. Мы должны верить в себя, в свой талант, и тогда мы достигнем всего, чего хотим. Только так, Кэти, только так! И все будет хорошо!
Он мечтал быть скучным степенным врачом, проводящим свои дни в тесном кабинете в окружении человеческих страданий. Я же мечтала о множестве более замечательных вещей. Я хотела, чтобы сбылись все мои заветные грезы о романтической любви и о сцене, хотела стать самой знаменитой в мире балериной, и не меньше! И тогда мама поймет…
Будь проклята, мама! Пусть Фоксворт-холл сгорит дотла! Пусть ты никогда больше не сможешь спокойно заснуть в своей огромной пуховой постели, никогда! Пусть твой молодой муж найдет себе жену моложе и красивее тебя! Пусть он сделает жизнь твою адом!
Кэрри повернулась ко мне и прошептала:
– Кэти, я плохо себя чувствую. У меня что-то с желудком.
Меня охватил страх. Ее личико неестественно побледнело, ее обычно вьющиеся и блестящие волосы повисли тусклыми прямыми прядями, голос звучал не громче слабого шепота.