– Знаешь, Джори, – с воодушевлением проговорила мама, входя в комнату для переодевания, которую мы с ней делили, только она одевалась за ширмой, – всю мою жизнь я жила лишь балетом. А этот вечер будет самым великолепным из всех для меня, потому что в этот вечер я танцую с моим собственным сыном! О, я знаю тебя как танцора и танцевала с тобой, да, но этот вечер особенный! Теперь ты вырос профессионально настолько, чтобы танцевать соло. Пожалуйста, прошу тебя, сделай так, чтобы Джулиан в раю мог гордиться тобой!
Ну конечно, я сделаю все, что смогу, я всегда выкладывался из последних сил. Вот и увертюра кончилась; поднялся занавес.
Перед первым актом воцарилась тишина. И сейчас грянет музыка – та, которую так любим мы с мамой; музыка, уносящая нас обоих в ту счастливую сказочную страну, где происходят чудеса и все всегда кончается хорошо.
– Мама, ты выглядишь превосходно – прекраснее любой танцовщицы в этой труппе!
И это действительно было так. Она засмеялась, а потом сказала, что я умею польстить женщине и если буду продолжать в том же духе, то стану Дон Жуаном нашего века.
– Внимательно слушай музыку, Джори. Не увлекайся счетом, чтобы не потерять мелодию: лучший способ поймать магию танца – чувствовать музыку!
Я был настолько возбужден и напряжен, что казалось, вот-вот взорвусь!
– Мама, я надеюсь, что мой любимый отец сидит в центре первого ряда.
Тут она побежала подсмотреть через занавес, сидит ли отец в зале.
– Его нет, – печально проговорила она после паузы, – и Барта тоже нет…
Но у меня уже не было времени думать об этом. Я услышал свое вступление и вышел на сцену с кордебалетом. Все шло прекрасно: мама стояла наверху на балконе в роли прекрасной куклы Коппелии, реалистичной настолько, чтобы вызывать любовь даже издали.
Когда первый акт закончился, мама упала в кресло, едва дыша. Она не сказала отцу, что будет танцевать еще и вторую партию – деревенской девушки Сванильды, влюбленной во Франца, несмотря на его глупую любовь к механической кукле. Две роли она сделала – и сделала на славу, ведь она сама была хореографом. Конечно, папа ни за что не разрешил бы ей танцевать, если бы только знал всю правду. Разве не я помог ей обмануть его? Прав я был или не прав?
– Мама, как твое колено? – спросил я ее, мельком увидев гримасу боли на ее лице в перерыве между выходами на сцену.
– Джори, со мной все в порядке! – раздраженно бросила она, все еще надеясь увидеть в зале папу и Барта. – Почему их нет? Если Крис не приедет взглянуть на мой последний танец, я ему этого никогда не прощу!