– Ты все-таки, Борис Львович, поосторожнее с рукой, – отозвался лейтенант. – А то ведь Кобылин-то аппарат починит, а летать на нем кому?
– А ты, Реймонд Федорыч, ври, да не завирайся, – усмехнулся Марченко. – Спасибо, конечно, что так меня ценишь, а только пилотов у нас теперь больше, чем машин.
И ведь не поспоришь, подумал Эссен. На два аппарата, способных подняться в воздух, в авиаотряде сейчас шесть летчиков.
Он вытащил из планшетки карту, развернул на столе, сдвинув в сторону стаканы с остывшим чаем. Глаз авиатора, привыкшего к куда более точной продукции военно-топографической службы, никак не мог привыкнуть к архаичным обозначениям и вольностям с масштабом. Но, увы, карты, имевшиеся на «Алмазе» и «Адаманте», мало на что годились. За полвека все ориентиры – дороги, очертания жиденьких рощиц, даже изгибы речек и ручьев – изменились до неузнаваемости.
– Ладно, рассказывай, как слетали, – сказал он Марченко.
– А что рассказывать? Подошли вдоль берега, на трехстах метрах, опознали цель, вывалили стрелки…
– На пехоту? – уточнил Эссен.
– На батареи. Князинька наш наводил, и по радио, и ракетами. Он там своими пулеметами столько нашинковал – смотреть страшно, весь склон в трупах. У бродов сплошной затор, колонны смешались, ни туда ни сюда. Наши батареи по ним пристрелялись, а французы попытались их подавить, вот Боренька и попросил им пыху сбить.
– И что, сбили?
– А то как же? Три захода, половину стрелок вывалили. Еще собирались с моря окатить шрапнелями, «Алмаз» даже успел дать пару залпов, но его почему-то отозвали. Ну, мы по батареям прошлись, а потом еще два захода по пехоте. Ох, и не завидую я лягушатникам! Почитай, как на германской: пулеметы, шрапнель, аэропланы. Колючки только не хватает.
– Ее тут, кажется, еще не изобрели, – буркнул Эссен. – Ну ничего, теперь есть кому подсказать.
Марченко кивнул. Даже без пулеметов проволочные заграждения могли бы стать непреодолимым препятствием для здешней пехоты, обученной действовать в плотных построениях.
– «Алмазу» дали команду преследовать сбежавшие паровые корабли, – объяснил Эссен. Он благодаря Велесову, исправно рассылавшему сводки, был осведомлен о событиях на море. – Там сейчас такое творится!
– Да видел я, – кивнул Марченко. – «Все в дыму, бой в Крыму!»[3] Паруса, палят пушки, корабли горят, на абордаж сцепились, чисто Наварин! Я на отходе не удержался, прошелся над ними – красота!
– Это, знаешь ли, кому красота, а кому совсем даже наоборот. С «Адаманта» сообщили: ветер до семи баллов, волнение усиливается. Вон что в бухте у нас творится, а там берег подветренный, мысом не прикрыт. Половина кораблей перекалечены, если не оттащить их подальше в море – сядут на камни. Пальба уже прекратилась, французов сколько-то ушло, остальные – кто догорает, кто на берег выкинулся. А Нахимова еще в самом начале сражения ранило.