Когда генерал вступил в очищенную от красных банд столицу, вся свободолюбивая Финляндия со слезами на глазах рукоплескала ему. Сотни добропорядочных буржуа и лавочников, стоя на залитой кровью отщепенцев мостовой, громко славили своего спасителя, финского Камилла и Муция Сцевола имевшего шведское происхождение.
Окрыленный успехом и пылкой любовью сынов Суоми, Маннергейм решил подарить своему новому отечеству вслед за свободой, все исконные финские земли, которые остались под пятой русских оккупантов. По этому поводу, столичным историкам был сделан срочный запрос и вскоре, вся Финляндия узнала о своих истинных границах, о которых она ранее и не догадывалась.
Светясь от осознания важности исторического момента, господа ученые доложили Карлу Густаву, что финская нация может по праву претендовать на всю территорию от Кольского полуострова до устья Енисея.
Подобное историческое открытие весьма обрадовало господина барона но, будучи человеком практичным и рассудительным, он внес существенные коррективы в вопросе о восточных границах возрождаемой им 'Великой Финляндии'.
- Я полагаю, что на данный момент, нам будет вполне достаточно земель, что располагаются к западу от линии Архангельск - Онежское озеро - река Свирь - Ладожское озеро и река Нева. Особо хочу отметить судьбу бывшей русской столицы, Санкт-Петербурга. Он будет превращен в 'свободный город-республику' вместе с прилегающим к нему Петергофом, Ораниенбаумом, Царским Селом и Гатчиной.
Вот тот предел, который я вижу для себя как главнокомандующего финского государства. Все остальные свершения оставим молодому поколению, в руки которого через двадцать лет мы вручим дальнейшую судьбу нашей страны - величаво молвил генерал, решительно проводя красным карандашом по разложенной перед ним географической карте.
Естественно, столь варварское отношение к их кропотливым изысканиям вызвало негодование в сердцах вчерашних подданных российской империи, а ныне свободных финских интеллигентов. Они, что-то пытались лепетать в защиту своего творения, но одного движения густой генеральской брови было достаточно для подавления праведного бунта в рядах господ ученых. Уж слишком свежи и ярки были у них воспоминания недавнего очищения юга страны от большевистской скверны и государственной измены.
Получив от науки легитимность своих действий, генерал отдал боевой приказ и, вскинув руки в радостном приветствии, финские солдаты устремились на восток, вершить свою историческую справедливость.
Казалось, ничто не может помешать горячим финским парням в их праведной борьбе, но в этот момент госпожа Фортуна неожиданно отвернула от них свой ветреный лик и, повернувшись задом, показала строптивость и непостоянство своего характера.