На тропке вдали наметились темные силуэты, а скоро стали слышны и негромкие голоса. Гранд и его спутник всё обсуждали и обсуждали важное, перебирали имена и названия. Туман коварно колыхнулся, подсунул под нос каждому выгодно оттененный цветами и влагой запах тушеных овощей и парного молока – и голоса стихли. Зато шаги стали торопливы. Предсказание Лупе ничуть не нарушилось: голодные наделены чутьем, а мысли их устремлены не к небу, но к столу и сытости. Энрике прочел молитву, благословляя трапезу. Гости горячо присоединились – и опустошили стол в считанные мгновения. Затем охрана суетливо проводила гранда и его спутника под навес, на лучшие места, огороженные тряпичными стенами фальшивого, домотканого уединения.
Ночь вылила в озеро пряное вино сумерек, загустила сонную тишину. Лупе ушла в дом, Энрике остался с прибывшими, несколько раз виновато уточнил – жилье мало, не разместить в двух комнатках гостей, зато ночь теплая и дождя ждать не следует. Гранд благосклонно кивнул, принимая пояснения – и опустил полог, завершая разговор.
Энрике лег в траву, как всегда любил, без одеяла и подстилки. Закинул руки за голову, глянул ввысь – и погрузился в небо. Оно колыхалось, покрытое туманом звездной росы, совсем как ночная вода озера. Энрике так и забылся, продолжая плыть в вышине – уже не наяву, а в глубоком сне.
Там сперва было ясно, но затем у горизонта заворочались тучи. Голодной саранчой поползли, пожрали бархат небесного луга, иссушили росу звезд. Тьма густела, делалась дегтем, лилась и облепляла, в ней последние звезды казались не росой – искрами, готовыми воспламенить пожар. Кожа покрылась плотной чернотой, жгучей и мучительной, и вот уже океан неба запылал, укутанный душным пологом дыма. И не оставалось самой малой надежды на спасение.
Там, во сне, Энрике не лежал – он висел жалкой куклой, привязанной на нитку. Из-под ног пропали ступени Башни, а ведь должны они быть, они – опора, смысл и даже больше, путь исповедимый… Без опоры не понять, где земля, а где задавленное гарью небо. Дым першит в горле, щупальцами трогает шею, оплетает грудь, ползет по плечам и спине, сдавливает сердце…
– Пошел вон, – с нажимом выговорил звонкий голос. – Я согласна делить его с этим, в Башне. С ним и более ни с кем. Не донимай, я не святая и не исчадье. Проклятий не дождешься.
Дым отшатнулся, его щупальца ослабили хватку. Небо сна – или яви? – сделалось неподвижным, тяжелое и напоенное холодом. Чернота сковала тело и разум сплошным льдом, не допуская ни мыслей, ни движений, ни даже страхов… Энрике желал очнуться, обрести себя, хотя бы помолиться – но и этого не мог… Слова мышиной стайкой расс