– Не только. Но все же пока нэрриха не убивают там, где был я.
Снова тишина загустела, и Кортэ стал великодушно ждать, пока королева отдышится, предложенное ей питье подействует, возвращая щекам слабый румянец, а сознанию – относительную ясность.
– Кто… убит? – шепнула Изабелла.
– Мой ученик, – сокрушенно развел руками Кортэ. – Так вы еще не знаете? Я почувствовал смерть недавно, Альба влился в ветер перед рассветом. Я был чертовски зол, но теперь я готов слушать. Многое следует понять. Ссора никому теперь не к пользе. Даже мне, вынужден признать.
Абу составил новую смесь и напоил королеву. Покосился на Кортэ, поставил крошечную чашечку и сел ровно.
– Я готов рассказать то, что видел и слышал. Для начала это будет полезно, я не служу никому из вас ни как подданный, ни как последователь веры. Я смотрел со стороны.
– Как же, твоя сторона мне понятна, – усмехнулся Кортэ. – Но – говори.
Абу поклонился, прикрыл глаза и стал негромко и ровно нанизывать слова на нить последовательности времени. Абу вернулся к началу событий, в день отъезда плясуньи из дворца. Тогда он сидел в покоях Зоэ, где и увидел страдающего тяжелейшим похмельем дона Эппе. Абу по своей воле взялся составить напиток для облегчения тягостного состояния. Эспада выпил залпом, вкуса не заметил и разговорился, он непрестанно нес околесицу, и вся она была – ложь… Вранье звучало в устах королевского пса странно, и было очевидно, что он пребывает в растерянности и тянет время. Так же очевидно было и то, что Эспада знает нечто важное и сам не рад своей осведомленности. Затем пришел слуга, доставил корзину с продуктами, на словах пояснил: съестное распорядилась передать Зоэ. В корзине было превосходное, редчайшее вино, и хмельной Эспада вдруг взялся с достойным быка упрямством навязывать южанину заздравный кубок, в насмешку. Знал: вера не позволяет Абу пробовать угощение, тем более днем, а закон гостеприимства советует не препираться с радушным другом хозяйки, тем более угощал дон Эппе от имени Зоэ. Спорить Абу не пожелал, понимая, сколь нетверд рассудок Эспады. Принял кубок и сделал вид, что пьет, даже омочил губы.
– Все же ваша медицина, да простится мне грубость, дикарски примитивна, – вздохнул Абу. – В ядах вы достигли несколько большего, чем в остальном, но учтите, оценивая мои слова, простое соображение: Оллэ травили ядом, созданным в моей земле. Сам же я считаюсь лучшим из лекарей Алькема, это говорю без бравады и похвальбы.
– Как сказано! И да, такое вонючее дерьмо, как отравительство, достойно гордости в людском обществе, – буркнул Кортэ.